– Из… Морле? Рыжий? Неужели… Патрик Батлер?
– Да, именно он. Он пришел и сказал, что, если я хочу вновь увидеть графиню, я должен вызвать сюда тебя.
Гортензии показалось, что в гостиной со стенами, расписанными буколическими сценами, где нимфы и сатиры гонялись друг за другом по усыпанным цветами лесным полянам, грянул гром. У нее перехватило дыхание, ноги подкосились, и она упала в изящное кресло, которое жалобно скрипнуло, протестуя против такого грубого обращения. Ее глаза с испугом были устремлены на невозмутимое лицо турка, которому длинные тонкие усы придавали сходство с монголом. Гортензия была так бледна, что Тимуру пришлось принять самые решительные меры: он подошел к буфету, налил полную рюмку коньяка и протянул Гортензии. Та залпом проглотила обжигающую жидкость, будто всю жизнь только этим и занималась… Жаркая волна прилила к щекам молодой женщины. Чувствуя, что вот-вот задохнется, она рывком ослабила узел, которым были завязаны ленты ее бархатной шляпы.
– Патрик Батлер! – повторила она, как будто проверяя на слух, правильно ли она поняла Тимура. – Так это был он?.. Невероятно! Как же он сумел нас разыскать? Он знал меня под именем ирландки миссис Кеннеди, а Фелисия представилась ему моей испанской компаньонкой, сеньоритой Ромеро!
– Не знаю как, но разыскал. И госпожа пропала по его вине. Он этого и не скрывал…
– И вы не придушили его? – вскричала Гортензия в порыве гнева.
– Если только ему известно, где она, это бы ничего не дало. Я хотел выследить его, но он приехал верхом, а пока седлали коня… Гаэтано побежал следом, но потерял его…
– Я знаю, где графиня, – сказала Гортензия. И она кратко рассказала Тимуру и Ливии, вернувшейся с чашкой кофе, о своей беседе с Видоком.
– В тюрьме? – вскричала камеристка. – Да еще за бомбу?! Да этот человек и вправду дьявол!
– Я всегда это знала и опасалась его. Он человек жестокий и беспощадный. Но я одного не могу понять: почему он отомстил вашей хозяйке? Ведь у него больше причин ненавидеть меня. Я оскорбила его гордость, посмеялась над ним, – добавила она упавшим голосом…
В голове Гортензии возникла череда воспоминаний. Это было прошлым летом. Они покидали Париж с Фелисией. «Братья», карбонарии Бюше и Руан-старший, раздобыли им фальшивые паспорта. С помощью полковника Дюшана, ярого бонапартиста, они собирались освободить из замка Торо брата Фелисии, князя Джанфранко Орсини, арестованного по обвинению в заговоре против власти. Человека, который должен был им помогать в этом более чем рискованном предприятии, звали Патрик Батлер. Это был богатый судовладелец из Морле. Карбонарии рассчитывали, что он поможет им найти корабль, на котором можно будет переправить бежавшего узника в Англию. Гортензия должна была представиться ему под именем ирландской леди и попытаться соблазнить его. Молодая женщина без отвращения не могла и думать о той двусмысленной роли, которую ей предстояло сыграть, но ей пришлось согласиться, чтобы помочь Фелисии спасти своего юного брата.
Роль удалась ей без особого труда. Батлер был поначалу сдержан, что насторожило заговорщиков, но затем начал настойчиво ухаживать за Гортензией, становясь все более страстным и нетерпеливым, так что у нее не оставалось другого выхода, как бежать. Батлер отправился в Брест, чтобы там дождаться приезда молодой женщины, а та тем временем предприняла со своими товарищами попытку выкрасть Джанфранко Орсини из тюрьмы. Но все их усилия оказались напрасными: молодой человек был при смерти, когда они добрались до него. Час спустя Фелисия и Гортензия, позабыв о Батлере и его страсти, уже пустились в обратный путь в Париж, который был охвачен восстанием. Оттуда Гортензия уехала в Овернь, даже и не вспомнив о том, что где-то существует некий Патрик Батлер. И вот теперь он так жестоко напомнил о себе…
– Но почему же он так поступил с графиней?
– Потому что он не знал ни твоего настоящего имени, ни адреса. Он, конечно, выпытывал у меня, но я ничего не сказал. А с госпожой все было легко. Она среди карбонариев человек известный, и кто-то из них проговорился, не устояв перед золотом. А если рыжему стало известно, что князь Джанфранко умер, то все остальное он вычислил сам…
Наверное, Тимур был прав. Гортензии показалось, что она вновь слышит насмешливый голос судовладельца: «Ни за что не поверю, что ваша мадемуазель Ромеро простая компаньонка. У нее манеры знатной испанской дамы… или даже какой-нибудь римской императрицы». У нее в ушах опять прозвучало его наглое утверждение: «Когда хочешь женщину, по-настоящему хочешь, она обязательно будет твоей. Нужно лишь время, терпение, иногда деньги, больше ничего…»
В этих словах звучала скрытая угроза, а она не поняла. Как не поняла, что, ранив гордость этого богатого и, безусловно, могущественного человека, она нажила себе опасного врага. Тем не менее ей казалось невероятным, чтобы при всем его могуществе он сумел организовать эту адскую западню, в которую угодила Фелисия. Гортензия добавила к своему списку визитов встречу с Руаном-старшим, жившим в скромном домике на улице Кристин.
– Этот Батлер оставил вам какой-нибудь адрес, где его искать? – спросила она.
– Говорю тебе, госпожа графиня, я хотел его выследить, – с упреком отвечал турок. – Он сказал, что зайдет еще…
– Когда?
– Не знаю. Не раньше, чем через несколько дней. Ведь надо время, чтобы письмо дошло, и время, чтобы добраться до Парижа…
– Верно. Если он вернется, Тимур, никто из вас меня не видел. Я попытаюсь освободить вашу хозяйку как можно быстрее, и если получится, до его возвращения. Если на то будет воля божья, – добавила она, перекрестившись. Ливия последовала ее примеру.
– Я пойду с тобой, – заявил Тимур. – Тебе нужен телохранитель, раз этот мерзкий гяур бродит по Парижу…
– Я предпочитаю, чтобы вы остались здесь, на тот случай, если он вернется. Но вы знаете, где меня искать, и так или иначе я позову вас, если мне понадобится помощь. Вы все еще позируете Делакруа, Тимур?
– Нет, сейчас нет.
– Может быть, вы еще туда вернетесь. Это хорошее место для встреч. Впрочем, я сейчас туда и отправляюсь…
У Дома Инвалидов Гортензия села в фиакр, который доставил ее на набережную Вольтера, где находилась мастерская художника. И здесь тоже воспоминания… После представления ко двору и последовавшей за ней попытки освободить Джанфранко Гортензия нашла здесь временный, но не менее гостеприимный кров. Здесь, к ее изумлению и восторгу, ее нашел Жан, и они провели несколько самых незабываемых часов. Погруженная в эти мысли, она постучала в зеленую дверь мастерской.
– Войдите! – рявкнул знакомый голос. – Но кто бы вы ни были, не мешайте мне!
Гортензия осторожно открыла дверь и вошла. Художник действительно с головой ушел в работу. Облаченный в свою любимую просторную блузу из красной фланели, Эжен Делакруа, со всклоченными волосами, лицом, перепачканным краской, лихорадочно трудился над огромным полотном, взглянув на которое Гортензия покачнулась, как от удара…
