– Ты будешь жить на Итон-плейс или вернешься во Францию? – спросил он, когда они вошли в ее номер.
Она сбросила пальто на кресло.
– Ни то ни другое.
Чай поджидал их на серебряном подносе. Элизабет прошла через комнату, налила в удивительно изящные чашки чая с бергамотом и одну подала Адаму.
– Я думаю продать особняк на Итон-плейс и приобрести что-нибудь поменьше и поскромнее, с чем я смогла бы управиться. Где-нибудь в провинции. В Кенте или Суссексе, например. Там, где меня не станут преследовать воспоминания.
Она была в плотно облегающем тело платье, напоминающем черный шерстяной чулок, с длинными рукавами и высоким воротом. Узкая юбка заканчивалась у самых щиколоток. Волосы Элизабет по-прежнему были собраны на затылке. Она выглядела восхитительно, больше похожая на француженку, нежели на англичанку.
– А тебе не будет одиноко? – спросил Адам, круто повернувшись к окну и уставившись на Темзу.
– Мне будет одиноко повсюду, где бы я ни жила, – тихо ответила Элизабет.
Он ничего не сказал, только желваки заиграли на щеках.
Он услышал, как она поставила на стол чашку и произнесла:
– Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделал, дядя Адам. Правда, я думаю, что без тебя вообще не сумела бы справиться.
При этом давнишнем и очень детском обращении «дядя Адам» он поморщился. В последнее время Элизабет почти не называла его так. И решила почему-то назвать именно сейчас, когда он готов был свалять чудовищного дурака. Он ведь собирался сказать, что ей вовсе незачем оставаться одинокой. Что она вполне могла бы жить вместе с ним в Лондоне. Что он готов удочерить ее, жениться на ней. Все, что угодно, лишь бы только Элизабет оставалась с ним.
– Когда перееду, то непременно сообщу адрес, – пообещала она, прошла через всю комнату и, подойдя к Адаму, просунула свою руку ему под локоть. – А в июне я буду в Париже. Обязательно хочу побывать на твоей свадьбе. Я не пропущу ее ни за что на свете! – Ее голос звучал нежно и любовно.
Она не сможет быть даже подружкой невесты. Франсин извиняющимся тоном объяснила Элизабет, что у нее целая армия молоденьких племянниц, каждая из которых ждет не дождется чести быть на свадьбе подружкой невесты. Но Франсин не сказала, что, будь Элизабет подружкой, она своей красотой затмила бы невесту, а подвергать себя подобного рода риску Франсин вовсе не желала.
Адам натянуто улыбнулся. У него уже не было никакого предлога оставаться рядом с Элизабет. После смерти Джерри Элизабет унаследовала значительное состояние, и целый сонм адвокатов и юрисконсультов был готов защищать ее капиталы и, стало быть, саму Элизабет. Но повернуться и попрощаться с Элизабет оказалось для него исключительно трудным делом – ничего труднее никогда не выпадало на его долю.
По коридору, устланному мохнатым ковром, она проводила его к лифтам.
– Мне будет очень недоставать тебя, – сказала Элизабет, стиснув руку Адама.
– Я буду очень скучать по тебе, – сказал он и чуть притронулся губами к ее виску. После чего вошел в кабину лифта – симпатичный мужчина с густой шапкой волос, выглядевший много моложе своих сорока двух лет.
Металлические решетки дверей закрылись, а пять минут спустя Адам уже шагал по омытому дождем Стренду, стараясь не думать о том, какой беззащитной, уязвимой и вместе с тем прекрасной выглядела Элизабет при их прощании. Он пытался сосредоточиться на том, что через два месяца ему предстоит жениться, чего Адаму сейчас совершенно не хотелось.
Элизабет медленно вернулась в свои апартаменты. Вот теперь она действительно осталась одна. Ей нужно учиться жить без сторонней поддержки, учиться быть мужественной.
Она остановилась посередине роскошно обставленной комнаты. Тишина. Нет больше отца, некому в самую последнюю минуту просить ее заказать билеты на рейс в Цюрих, распорядиться об устройстве званого ужина, помочь найти запонку для ворота рубашки или для манжет. Никто теперь не позаботится о ней. Никто не будет стараться ей помочь. Никто не будет любить ее.
Прохладный апрельский день медленно подходил к концу. Бледно-желтое небо темнело, сгущались вечерние сумерки. Элизабет смотрела из окна на широкую серую ленту Темзы. Несомненно, она куда счастливее большинства людей, и на сей счет Элизабет не заблуждалась. У нее имелись деньги, обеспечивающие финансовую независимость, пусть даже не стало чувства эмоциональной защищенности и душевного покоя. Адвокаты Джерома разъяснили ей условия отцовского завещания и рассказали о размерах его состояния. До восемнадцати лет она будет находиться под опекой адвокатов. Кроме того, будет ограниченно дееспособна до наступления совершеннолетия, то есть до двадцати одного года. Но все ее просьбы, обоснованные и продиктованные здравым смыслом, будут встречены с пониманием. Это касалось и ее желания продать особняк на Итон-плейс и вместо него приобрести что-нибудь на юге Англии.
Она села на диван, подобрав под себя длинные ноги. Ей очень хотелось иметь собственный дом. Место, куда, подобно раненому животному, она всегда могла бы вернуться, чтобы зализать раны, отдохнуть, подумать о дальнейшей жизни. Такое место, где Элизабет смогла бы примириться с понесенной утратой и принять решение о собственном будущем.
Она пересмотрела массу проспектов, которые ей прислали лондонские фирмы по торговле недвижимостью. Она точно знала, что ей нужно, и оставалось лишь надеяться, что среди множества предложений она сумеет найти что-то, отвечающее ее желаниям.
Адам шагал по Стренду к Трафальгарской площади. Там он мрачно уставился на огромных бронзовых львов. Франсин наверняка ждет не дождется его возвращения. С какой бы симпатией ни относилась она к Элизабет, как бы ни сочувствовала ей в горе, уныние охватило ее, когда Адам сказал, что намерен сопровождать девушку в Лондон.
– Но, cheri, есть ли в этом большая необходимость? – спросила она, типично по-галльски пожав плечами. – Наверняка адвокаты Джерома будут рядом с ней, может, даже принцесса Луиза Изабель и...
– Черт побери, неужели ты думаешь, что адвокаты Джерома способны хоть отчасти ее утешить?! – не сдержавшись, закричал Адам. – Ей ведь придется хоронить отца! Одной ей просто не управиться!
Они расстались, так и не помирившись. Франсин очень жалела Элизабет, но не понимала, зачем это Адаму понадобилось в первую же ночь после кончины Джерома остаться в комнате Элизабет до утра. Ему не следовало так поступать. Если девушка нуждалась в помощи, с ней вполне могла остаться сиделка, на худой конец подружка...
– У Бет нет подруг, – сказал Адам побелевшими от гнева губами. – У нее не было возможности подружиться со своими ровесницами. Она была окружена друзьями и приятелями Джерома, а все они лет на двадцать старше ее.
– Вроде тебя, да? – переспросила Франсин, и ее небесно-голубые кукольные глаза недобро сверкнули.
Он сдержался. Его охватило чувство, будто Франсин дала ему пощечину.
