Поступило сразу двенадцать бойцов. Чехов, тут же оказавшись на поляне, приказал развернуть козлы, на которые установили все двенадцать носилок, и началась сортировка. Естественно, весь личный состав нашего госпиталя был на ногах. Пять бойцов были с ранениями черепа и головного мозга, все пять в коме и на спонтанном дыхании. Четверо с проникающими ранениями в брюшную полость. Трое бойцов с сочетанными минно-взрывными ранениями: грудная клетка, брюшная полость, конечности. Давность ранений приблизительно около трех часов. Очередной ночной налет хорватов на нашу комендатуру в одном из сербских сел. Здесь, как я понял, все сражались до последнего патрона и до последней для себя гранаты. В плен практически не попадали – ни хорваты, ни бошняки, ни сербы. И, естественно, за каждый сербский дом, каждую сербскую семью сражались или до победы, или до смерти.
– Пять с ранениями в череп немедленно в реанимацию. Артем остается в реанимации, Юра – с нами, в операционную.
Моя задача была определена, и стало внутренне спокойно: я знал, что делать. Тут же на носилках – пять подключичных катетеризаций. По очереди заинтубировал троих, оставшимся двоим произвел интубацию трахеи и перевел на свободные три аппарата искусственной вентиляции. Конечно, вентилировать нужно было всех. Но у меня с ночи один на аппарате и трое новых, а аппаратов всего четыре. Где же долбаный вертолет? Когда я вышел из своей реанимационной палатки, Юрик уже разобрался с остальными. У всех стояли подключичные катетеры, всем лились растворы, и все были стабильные. Двое с ранениями в брюшную полость уже были на операционных столах. Пять бедолаг на носилках тоскливо смотрели на ясное голубое небо, и в глазах их читались одинаковые мысли: «Как же не хочется умирать в такую прекрасную погоду…»
Живые раненые ждали вертолет, мертвых увозил в основной лагерь армейский джип.
Но смерть не стояла возле них. Рядом с каждым была медсестра, всем фиксировались частота дыхания, артериальное давление и пульс. Я еще никогда не работал в столь слаженной команде профессионалов. Может быть, только в Армении, с бригадой из Сиэтла. Но в Армении, по сравнению с сегодняшним днем, был просто отпуск.
В операционной же была напряженка. У первого раненого, молодого парня 18 лет, пуля со смещенным центром тяжести в брюшной полости произвела эффект мясорубки: от кишечника практически ничего не осталось, так же как, впрочем, и от мочевого пузыря. Как он дотянул до нас с трехлитровой кровопотерей – непонятно. Растворы, свежая донорская кровь неслись струей в две центральные вены. Но кровотечение продолжалось, по всей видимости, уже развилась гипокоагуляция. Короче говоря, он умирал.
Второму бойцу повезло больше: у него были ранения толстой кишки с начинающимся каловым перитонитом. Ревизия, промывание брюшной полости антисептиками, выведение стомы. Однако при таких антибиотиках и таком чистом горном воздухе у него были все шансы на выживание.
Я вернулся к своим подопечным в реанимационную палатку. Отключил двоих самых стабильных от аппаратов вентиляции и подключил тех, которым аппараты не достались. Так и решил вентилировать всех по очереди – мы ждали вертолет и машины для транспортировки раненых на очередной этап эвакуации.
Первый раненый умер на операционном столе. Его молча выкатили на каталке из операционной и накрыли черной простыней. Каталку поставили за палатки. Минут через пятнадцать подъехал открытый армейский джип. Четверо бойцов с мрачными лицами погрузили труп в машину и сразу же на высоком газу рванули в сторону основного лагеря.
Очередные двое пошли в операционную. Бойца же с ранением толстой кишки Юрик перевел на самостоятельное дыхание сразу же после окончания операции, так что аппарат вентиляции ему не был нужен, и я поместил его в простую палатку под наблюдение наших сестричек.
Захотелось чего-то кофейского, черного, крепкого, сербского. И даже уже и поспать. А было лишь начало одиннадцатого утра. Где же наши спасители, наши спасатели, где обещанные вертолеты и санитарные машины… Спросить было не у кого, и инциативу в свои руки не возьмешь: ты в гостевой командировке, и здесь не покричишь, здесь не покомандуешь, товарищ военврач.
Я сел за столик в нашем реанимационном зале и прикрыл глаза. Дранка нежно тронула меня за плечо. Я тут же вскочил на ноги, подумав, что все проспал. Но нет, я выпал из реальности всего минут на пять. Но ощущение было, что проспал целую вечность.
– Доктор, вас зовет Иван в операционную.
С тяжелой, как гиря, головой и такими же тяжелыми веками я встал за спиной у оперирующего Ивана.
– Артем, ситуация тяжелая. Вертолет не может к нам прорваться: хорваты и бошняки стреляют из «Стингеров» и зенитных пулеметов с соседних гор. Первый конвой с четырьмя санитарными машинами сейчас принял бой в двадцати километрах от нас. Радован послал еще две санитарные машин в сопровождении бронетранспортеров и двух танков. В самом лучшем случае мы сможем эвакуировать первых и самых тяжелых раненых часам к восьми вечера. Кстати, конвой доставит нам новую партию медикаментов, кислород и расходные материалы, в этом у нас проблем нет. И, конечно, поблагодарим Господа нашего за то, что Радован бывший врач, и он, как никто, понимает наши заботы и нужды. Я понимаю, что ты не спишь вторые сутки, но держись и спасай наших братьев.
