Враги сожгли родную хату, Срубили всю его семью. Куда идти теперь солдату, Кому нести печаль свою? Он быстро нашел точный ответ на этот вопрос.
Так он оказался в родных местах Дорогобужского района на Смоленщине в селе, где жила его сестра Устинья Новицкая. Вместе с Воронченко в доме сестры под видом бондаря поселился и ополченец Бауманской дивизии Петр Силантьев, которого, очевидно, мог знать герой нашего повествования. Именно они решили начать работу по созданию партизанского отряда «Дедушка», который вскоре превратился в партизанское соединение. Немцы забеспокоились не случайно — под носом целая дивизия народных мстителей плюс сочувствующие!
В один из дней к партизанам прибилась и группа красноармейцев из столичной дивизии народного ополчения.
А. И. Козлова назначили начальником штаба партизанского полка, кроме того занимающегося вопросами разведывательной работы. Здесь он совершенно случайно познакомился со своей будущей женой Галиной Тимофеевной Вилковой — разведчицей соседнего партизанского отряда, а до этого военфельдшером разбомбленного немцами воинского эшелона с раненными красноармейцами.
До войны она окончила медицинское училище, а потом — окружение, плен, побег и тоже партизанский отряд. Молодые, красивые, яркие — они полюбили друг друга. На двоих им было-то 42 года — ей 20, ему 22. Свадьбу партизанскую сыграли скромно, но весело. Лес и поляны не скупились на цветы, а партизанские побратимы — на счастливые пожелания в тостах.
К большой радости, к святому изумлению было то, что в многотысячной толпе партизан им выпало повстречать друг друга и пойти по жизни военной семейной парой. Те недели и первое время после свадьбы они словно пребывали во хмелю от сознания сохранившейся свободы другого качества — свободы на двоих, до полного душевного раскрепощения. Но постепенно свобода превращалась в заботу друг о друге — накладывала обязанности. Тогда Александр даже не смел и не мог предположить, что это чувство не на всю жизнь, что через несколько лет многое пройдет, постепенно растворится в монотонной житейской кутерьме с ее заботами, неожиданностями, подножками и непониманием простых вещей. А они порой становились сложными и трудно разрешимыми. Некоторые житейские узлы пришлось не развязывать спокойно, а рвать зубами торопливо и неразумно.
Галя чувствовала себя поначалу неловко: вот уже несколько дней из-за боев не приводила лицо в порядок. Женщина с брезгливостью думала, что перед Александром, красавцем, она в таком виде представлена измазанной дурнушкой. Но ее успокаивало то, что в таком положении находились и другие девушки отряда, не говоря уже о рыцарях сильного пола. Все они были измазаны войной. Пыль и гарь не щадила никого из воюющих, тем более в партизанских условиях.
Женщина сильна своим особым женским эгоизмом, и это называется быть личностью. А иначе нельзя, иначе будет как у Льва Николаевича Толстого: было за что ценить, не было за что любить. Тут же такой проблемы не возникало — они ценили и любили друг друга. Он подошел к жене, разгладил морщинки на лбу, чуть сдвинул платок-косынку. Русая прядь с промельками седых волос незаметно упала на лоб.
Как странно ему было увидеть эту раннюю седину. И он подумал: «Гале всего два десятка годков и вдруг — серебро. Война все наделала, подлая! Она уже столько сумела пережить!»
Как-то, сидя под сенью огромного дуба, ветви которого закрывали обилие открытого неба с ярким и жарким светилом, Галина заметила:
— Саша, какое умиротворение — вот так сидеть и на мгновение забыть о войне…
— Согласен, такое наше с тобой мгновение пробуждает в душе светлые мысли воспоминаний. Не кажется тебе, что это не что иное, как дежавю? — ответил Александр.
— Было и у меня такое состояние в детстве, когда мы с девчонками ездили помогать колхозу. На отдыхе сидели так же в тени от кроны огромной березы.
— У меня тоже на Ставрополье такие посиделки с ребятами присутствовали, когда ходил в горы. Отдых после усталости перехода был каким-то блаженством…
Однажды, при возвращении группы с удачной разведки, Галя взглянула на небо и была очарована красотой небосвода. Набежали слова:
Голубая звезда, ты компАс На пути сердца в милые кущи. В люстре неба мерцающий глас, И мотив ностальгии зовущий…
Милыми кущами для нее теперь был партизанский отряд и ее Саша…
* * *
Галя сразу же перебралась в отряд к мужу. Вскоре она стала выполнять две функции: и лечить, и быть разведчицей отряда. Хотя вскоре пришлось переквалифицироваться полностью в лекаря. После встречных боев с карателями появлялось немало раненых партизан, нуждающихся в первой медпомощи.
Козлов дрался с немцами храбро и умно. Он первым из руководителей отряда народных мстителей понял, что против гитлеровцев надо действовать из засад и смело идти на риск подрывов транспортных коммуникаций — мостов, складов и железнодорожных составов противника.
При нападении из засад партизаны Козлова из-за недостатка боеприпасов использовали «стеклянную артиллерию» — бутылки с зажигательной смесью, которую готовили кустарным способом.
Именно этими «огневым стеклом» были подожжены две немецкие автомашины, а солдаты уничтожены из автоматов. При быстром возвращении с задания сердце билось так, что дыхание стало прерывистым. Перед привалом группу партизан обстреляли немцы. Обошлось — никого даже не ранило. Один бывалый солдат со странным именем Ферапонт стал рассказывать Козлову и своим друзьям-партизанам:
— Я уже стал узнавать по звуку свою бомбу, снаряд, мину или пулю. Бомба воет. Если над тобой, то улетит дальше, а если немного в стороне — ложись. Снаряд, если свистит, значит, летит мимо, а если шипит — твой. Пуля «у-у-у» — мимо, если «фить-фьюить» клокочет, значит, рядом… «Хенкели», когда летят на бомбежку — моторы гудят низкими басами. А вот когда отбомбятся — моторы работают с металлическим завыванием…
— Оказывается, Ферапонт, у тебя еще и музыкальный слух. Нет, нет — от того, что по нам стреляет и нас бомбит враг не спрячешься, это уж судьба. Главное быстро найти укрытие, согласуясь с обстановкой, — заметил Александр Козлов.
— Кто кого боится, тот от того и погибает, — вставил молодой боец Коля Свиридов.
— Это верно. У меня в отделении был боец, который очень боялся минометных обстрелов. Всегда прятался в траншеи, ямки, воронки. Так что вы думаете — погиб в ямке от мины, попавшей прямо в его земляной схрончик, почти дупло, — поведал усатый сибиряк Сиволапов, которого все называли «дядя Никанор».
Бойцы закивали головами, повернув головы к рассказчику…
