Глава 1
Мы живучи, как кошки
С самого детства Сашка усвоил простую вещь: чем больше сопротивляешься, тем больше на тебя давят. Хоть физически – в драке, хоть психологически – в споре. Поэтому для того, чтобы победить, иногда достаточно ослабить сопротивление, сделать вид, что раскрылся, поддался, и тем самым переиграть врага. В школьных драках ослабление противодействия нередко приводило к тому, что противник, готовый встретить серьезный отпор, по инерции просто пролетал мимо и врезался в стену. От Сашки требовалось всего лишь расслабиться и в нужный момент уйти в сторону. Также и в дискуссиях – если переставал лезть в бутылку, в чем-то уступал оппоненту, хотя бы для вида, яростное противодействие в таком случае легко сменялось компромиссом, который оставлял чувство удовлетворения у обеих сторон. Конечно, бывали случаи, когда было необходимо стоять «насмерть», до победного конца. Но чаще всего тактика частичных поддавков себя полностью оправдывала.
Готовясь к испытанию Камня, Александр четко разделил в своем сознании то, что показывать было можно и нужно, и то, что следовало спрятать в дальний угол, запереть в потайной ящик подсознания и на время потерять ключ. Ко всему, что не касалось секретов, он сейчас практически без сопротивления допустил невидимые щупальца-сканеры. И отступил в сторону, не мешая проверке.
Первый удар волны был очень мощным, практически вырубившим его из реальности. Но постепенно сканирование переросло в плавную процедуру, где он и сам мог выступать в роли наблюдателя – тот или иной эпизод из его жизни всплывал на поверхность сознания, и Сашка имел возможность просматривать его наравне с проверяющим, словно на экране кинотеатра.
Камень рылся в воспоминаниях, как в бельевом шкафу, извлекая отдельные моменты, расправляя и рассматривая их, будто старые футболки с рисунком, и так полка за полкой. Вот детство, первые стычки в школе и во дворе – его дразнили безотцовщиной, он учился давать сдачи обидчикам, и ему тоже нередко доставалось. Испуганные глаза матери, ее слезы при виде его ссадин. Потом Ирка, воспоминания-волнение, воспоминания-боль: «Ты хороший, ты себе лучше найдешь!» На этот эпизод был особый расчет, Сашка мысленно просил Камень притормозить – посмотри, не пробегай мимо, это предательство сломало мне жизнь! А сам при этом упивался воспоминаниями, расковыривая затянувшуюся рану с упорством настоящего мазохиста.
Армия, первые месяцы в тайге: гнус, грязь, холод, в любую погоду в дозор. На самом деле эти воспоминания пришлось здорово корректировать – привык он быстро и тайгу успел полюбить всем сердцем буквально за считаные недели. Но именно первые трудности надо было раздуть, а дальнейший период смазать. Сашка надеялся, что это получилось. Дальше было проще, тут почти не пришлось ничего убирать – сообщение соседки о болезни матери, тревога, срочный вылет домой, худенькая рука из-под одеяла, чувство утраты, одиночество. Смотри, Камень, вот она – моя жизнь! Встреча на вокзале, волна холода от слов цыганки: «На беду едешь!» Дальше, дальше… Дом – унылая двухкомнатная хрущевка с облезлыми обоями и пыльными занавесками. Институт – чистенькие мальчики на дорогих машинах смотрят на работягу, десантника-переростка, как на пещерного человека, презрительно, с усмешкой – тут не переборщить бы с излишним драматизмом, сценка была взята из какого-то зарубежного фильма. На самом деле ребята в его институтской группе подобрались нормальные, без понтов и надменности, хотя среди них были и «сынки»-мажоры. Приятельствовал Сашка практически со всеми, его любили за компанейский характер, уважали за сообразительность – в группе он был одним из лучших. Дальше листаем, дальше… не задерживайся, тут неинтересно, видишь – серенькая невнятная масса, слепленная из нескольких месяцев. Вот, яркая вспышка страха – ты ведь это ищешь?! Птица, разрывающая труп добычи, темные брызги, хриплое карканье. Это даже не страх, ужас, осознание собственной уязвимости. Ожившая палка, кусающая друга за щеку, желтая пена изо рта, безмолвный крик отчаяния. Тебе мало страха, Камень? Так вот тебе воспоминания о сырой яме с оплывающими глиняными стенами и холодные руки друга-предателя, кольцом сжимающие горло. Смотри, пришелец! Мне страшно, больно и одиноко. Я жить хочу, слышишь?!
