А она сейчас думать не в состоянии. Только чувствовать. Кожу. Запах. Губы - те. Руки - те. Плечи - те.
Та же спина, и все остальное. Катя распахнула глаза, когда он навис над ней. И взгляд ... Невозможные глаза цвета осеннего неба.
- Это ты? Это правда ты?
- Это ты? Это правда ты?
В следующую секунду она почувствовала: правда. Правда он. И все так же. Так было тогда. Так оно и есть сейчас.
Наполненность им принесла неиспытанное - до него, до Кира - чувство блаженства. Руки сами собой ему на шею, ноги сами собой - ему на поясницу. Голос - сам собой выдохом.
- Ки-и-и-ир...
Он и тогда так умопомрачительно и низко стонал? Не помнит. Жаль.
А вот щеки гладкие - это непривычно. Тогда был колючий. Зато сейчас можно плавиться под взглядом осенних глаз. И не выдержать - закрыть свои. И чувствовать только горячее дыхание, гладкую щеку у своей и все нарастающий, но все никак не доходящий до финала темп движений. И она сдалась первой. И только тут вспомнила, что и тогда было так же. Бурный и мощный оргазм, каких у нее раньше никогда не значилось.
Кофе так и не попили. Когда они все же соизволили сползти с кровати, Катя спешно засобиралась домой. И Кир ее повез домой. На обратной дороге молчали оба. Он беззастенчиво пялился на ее голые колени, вспоминая, как они его обнимали. Она - любовалась, не таясь, его руками на руле, вспоминая, как они ее ласкали.
Зато теперь у него были ее номер телефона и адрес. Переговоры прошли более чем продуктивно.
*
Как ехал обратно, помнил смутно. Опомнился дома, когда пил холодный крепкий кофе, смотрел за окно и улыбался как дурак. А потом все с той же улыбкой пошел убирать постель. И завис там, сидя на краю, среди разворошенных простыней, одеяла, подушек. Голова никак не хотела начинать соображать. Вместо этого рука потянулась к телефону.
Кир: А кофе мы так и не попили.
Ответ пришел быстро, сразу. Короткое «Да». И все. Нет, не все, он на этом точно не может остановиться.
Кир: Может, завтра повторим?
И снова быстрый ответ. И снова - короткое «Да». Она же не про кофе? Кир машинально отхлебнул остатки холодного и крепкого, сваренного сегодня для Кати. Он и завтра ей сварит. Но хочет от нее другого.
И тут пришло еще одно сообщение.
Катя: Я даже принесу завтра что-нибудь к кофе. Сладкое.
Пока Кир морщил лоб, ища в ее словах второй, третий и подводный смыслы, пришла добавка.
Катя: Вот это, например.
И следом - фото. Кружка - уже пустая по счастью - выскользнула у Кира из рук. На экране телефона красовалась Катерина Дмитриевна Тихомирова в белье. Белом. Кружевном. Еще более красивом, чем сегодня. Кир не то что про ответ - как дышать забыл. И тут картинка исчезла.
Фото удалено.
Кир: Эй, стой, куда?!
Теперь ответ не приходил долго. Кир ругал себя последними словами. И подбирал еще какие-нибудь другие слова, чтобы исправить собственную оплошность. И тут Катя написала.
Катя: Я думала, тебе не понравилось.
Кир: У меня случился приступ онемения от восторга. Пришли еще раз. Пожалуйста.
Катя: Нет. Завтра.
Завтра. За-а-автра... Он повалился на кровать с совершенно идиотской улыбкой. Повернул голову и втянул воздух. Земляника. Откуда тут, черт побери, земляника?!
Впрочем, понятно, откуда.
Она.
Катя.
9.3
*
Катя не узнавала себя. Отправить селфи мужчине. В белье. Она в жизни никогда такого не делала! А тут осознать не успела - как пальцы сами все сделали. Конечно, ее грехопадение было обусловлено еще и тем, что сообщения Кира застали ее в белье.
Катя видела, как он на нее смотрел. На нее многие так смотрели, но ей это было большей частью все равно, лишь изредка грело самолюбие. А в случае с Кириллом ей вдруг остро захотелось сказать спасибо родителям за свои внешние данные. Свою наружность Катя всегда воспринимала как нечто само собой разумеющееся. И умом понимала, что красива, но для нее это было скорее удобно, чем что-нибудь еще. Удобно быть здоровой красивой, обеспеченной. И сейчас вдруг Катерина осознала, что, по крайней мере, красота может дать ей что-то... важное? Нужное - так точнее.
В глубины психоанализа Катя лезть не стал, отрицать очевидное - тоже. Кирилл ей нужен - это тот единственный вывод, который она пока могла сделать. Нужен. В каком качестве - это она обдумает потом. Пока - нужен, и точка.
А она ему понравилась. Внешне - точно. Значит, надо задействовать весь арсенал, какой имеется.
Поэтому, когда пиликнул телефон, Катерина примеряла очередной комплект белья. Подбирая, чем бы еще изумить господина дипломата. Сегодня-то она явно не подготовилась, но в следующий раз...
Спустя десять минут Катя с идиотской улыбкой и в белом кружевном белье лежала на кровати.
А следующий раз - уже завтра.
*
Назавтра кофе они так и не выпили. И послезавтра - тоже. Все, чем они занимались - это пили друг друга. И не могли напиться.
Налюбоваться.
Он смотрел на нее и все никак не мог поверить. В это. В свое счастье или везение. В то, что это все - его. Впервые вдруг настигла чисто мужская и глупая по сути гордость - когда идешь по улице с девушкой и на тебя смотрят завистливо. И идиотски хочется выкатить грудь и надуть щеки. И напрячь бицепс заодно. Но-но, это - мое!
Но она красивая. Такая красивая, что эта мысль по-прежнему сбивает с ног. И делает неправильно счастливым. Работа выполняется на автопилоте и бодро, лишь бы ее сделать побыстрее. Все время - ей, Кате.
А Кате все никак не могло повериться, что он здесь. Тот, кто непостижимым образом поселился в ее мыслях - еще до известия о беременности. Тот, кто ее спас. Что он здесь, с ней.
Что он такой красивый. Необыкновенный.
Она запретила себе закрывать глаза. И смотрела - насмотреться не могла. Как натягивается кожа на ключицах. Как бугрятся мышцы на руках, когда он не дает себе навалиться на нее. Как темнеют глаза, набухая совсем грозовыми осенними тучами.
И как он смотрит на нее.
Как смотрит.
Господи и папа с мамой, спасибо, что создали меня красивой!
*
Они пытались разнообразить культурный досуг. Кир даже свозил Катю в Переделкино, показать дома Аркаши. Честность в личностных отношениях Кир ценил больше всего, и поэтому рассказал и о том, что бегемот не его, а брата, и что вот дача брата же. А вот мы мимо проезжаем мимо дачи Рождественского. Да-да, той самой. И храм вот, смотри... мучительно вспоминая, что ему Аркаша втирал про этот храм и эмалевые изразцы на куполах - Аркаша ведь давал денег на строительство храма.
