– И в настоящее время ваши с ним отношения оставляют желать лучшего?
– Он в Испании с двадцатитрехлетней подружкой моей дочери. У него хватило наглости позвонить и попытаться занять у меня денег, а когда я отказала, он попросил продать коллекцию синглов и послать ему чек на всю вырученную сумму минус десять процентов моих комиссионных. Я выполняю его поручение. Хорошо бы у вас оказалась пятерка – я вставлю ее в рамку и повешу на стену.
– Он, наверное, очень долго собирал эту коллекцию.
– Многие годы. Если у него в жизни вообще были достижения, то это – его коллекция.
– Он работает?
– Он называет себя музыкантом, хотя… – Она презрительно хмурится. – Он только и знает, что вытягивать из меня деньги и сидеть на своей жирной заднице, пялясь на пластинки.
Представьте: вы приходите домой и обнаруживаете, что ваши синглы Элвиса, ваши синглы Джеймса Брауна и Чака Берри исчезли, что их загнали за бесценок из чистой вредности. Что бы вы сказали? Что бы стали делать?
– Постойте, может, я заплачу реальную цену? Вам необязательно говорить ему, сколько вы на самом деле выручили. Пошлете ему сорок пять фунтов, а остальное потратите на себя. Или отдадите на благотворительность. Или, не знаю, денете куда-нибудь еще.
– Мы с ним так не договаривались. Я хочу проучить его, но обманывать не стану.
– Извините, но я… Я не могу в этом участвовать.
– Дело ваше. Многие с удовольствием поучаствуют.
– Да, понимаю. Как раз поэтому я и пытаюсь найти компромисс. Возьмите полторы тысячи. Это приблизительно четверть цены.
– Шестьдесят фунтов.
– Тысяча триста.
– Семьдесят пять.
– Тысяча сто. Меньше не дам.
– Девяносто фунтов и ни пенсом больше.
Мы уже оба улыбаемся. Трудно вообразить себе какую-нибудь другую ситуацию, в которой был бы возможен подобный торг.
– Видите ли, если я возьму с вас больше, он сможет вернуться домой, а этого мне хочется меньше всего на свете.
– Прошу прощения, но, думаю, вам лучше поискать кого-нибудь еще.
Возвратясь в магазин, я разрыдаюсь и месяц напролет буду плакать как дитя, но подложить этому парню такую свинью – нет уж, увольте.
– Хорошо, поищу.
Я встаю, совсем собравшись уходить, но потом снова опускаюсь на колени – чтобы окинуть эту роскошь неспешным прощальным взглядом.
– А вы не продадите мне Отиса Реддинга?
– Конечно. Десять пенсов.
– Бросьте. Давайте я заплачу десятку за него, а с остальными делайте что хотите.
– Ладно. Соглашаюсь только потому, что вы дали себе труд сюда приехать. И еще потому, что у вас есть принципы. Но это все. По одной я больше ничего продавать не буду.
Таким образом, я съездил в Вуд-Грин и возвращаюсь обратно с приобретенным за десятку синглом «You Left The Water Running» в идеальном состоянии. Утро прошло не напрасно. Барри с Диком будут впечатлены. Но если они когда-нибудь узнают про Элвиса, про Джеймса Брауна, про Джерри Ли Льюиса, про «Секс пистолс», про «Битлз» и про все остальное, их немедленно постигнет тяжелейший травматический шок, и мне придется откачивать ребят…
Как так вышло, что я принял сторону этого негодяя, женатого мужчины, укатившего в Испанию с нимфеткой? Почему я не могу поставить себя на место его жены? Может, надо продать оставленную Лорой статуэтку кому-нибудь, кто захочет разбить ее вдребезги и осколки выбросить в помойку? Я твердо знаю, что не сделаю этого. Я так и вижу лицо бедняги-коллекционера, когда он получит по почте свой издевательский чек, и мне его отчаянно, до боли жалко.
С каким бы удовольствием я утверждал, что моя жизнь сплошняком состоит из подобных причудливых происшествий, но это не так. Дик записывает мне обещанный первый альбом «Ликорис комфитс», Джимми и Джеки Коркхилл временно перестают собачиться, мать Лоры не звонит, в отличие от моей. Моя талдычит, что я мог бы попробовать пробудить интерес Лоры к себе, записавшись на какие-нибудь вечерние курсы; иной раз мы сходимся на том, что у нас разный взгляд на этот вопрос, иной раз я просто вешаю трубку. А еще мы с Диком и Барри берем такси и едем в «Белого льва» слушать Мэри. Наши имена действительно в списке. Дорога обходится ровно в пятнадцать фунтов, но это без чаевых; пиво в «Белом льве» – два фунта за пинту. Этот паб поменьше «Гарри Лаудера», так что при том же количестве народу получается, что он скорее наполовину полон, чем на две трети пуст, и это уже лучше. Здесь даже устраивают разогрев, выпустив на сцену кошмарного автора-исполнителя, для которого мир кончился с «Tea For The Tillerman» Кэта Стивенса, и кончился не взрывом, но всхлипом.
Хорошие новости: 1). Я не плачу во время «Baby, I Love Your Way», хотя мне и немного не по себе. 2). Она замечает нас: «Неужели это Барри, Дик и Роб? Рада видеть вас, ребята. – А потом обращается к публике: – Вы никогда не были у них в магазине? Он в Северном Лондоне и называется „Чемпионшип винил“. Очень рекомендую». Все оборачиваются и смотрят на нас, мы застенчиво глядим друг на друга, Барри чуть не визжит от восторга, болван. 3). Я по-прежнему хочу попасть на обложку альбома, несмотря на то, что с утра заявился на работу совершенно больным, так как полночи курил самокрутки из потрошеных бычков, пил банановый ликер и тосковал по Лоре. (Так ли уж хороша эта новость? Может, это и плохая новость, поскольку она неопровержимо и окончательно доказывает, что я сошел с ума; но в то же время она, определенно, и хорошая – в том смысле, что у меня до сих пор остались кое-какие амбиции и я вижу для себя и иные перспективы, кроме койки в доме для престарелых.)
Плохие новости: 1). Она притащила с собой малого, который выходит спеть с ней на «бис». Мне не нравится, как интимно он делит с ней микрофон; он подпевает ей на «Love Hurts» и за этим занятием так смотрит на нее, что я начинаю подозревать: в очереди на право украсить своей фотографией ее альбом он впереди меня. Мэри, я уже говорил, похожа на Сьюзан Дей, а этот тип – она представила его «Стейком Тейлором, великой тайной Техаса» – выглядит улучшенной версией Дэрила Холла из «Холл энд Оутс», если вы способны вообразить себе такое существо. У него длинные блондинистые волосы, он скуласт, ростом основательно за девять футов и при этом весьма мускулист (на нем джинсовая жилетка на голое тело); он обладает голосом, как у того мужика, что слащаво рекламирует «Гиннесс», голосом столь глубоким, что прямо видишь, как он гулко ударяется о сцену и пушечным ядром катится в зал.
Я понимаю, что моя мужская самооценка сейчас невысока, понимаю, что не всех женщин обязательно привлекают рослые, скуластые и волосатые блондины, что некоторым из них желаннее плотные стриженые шатены с плавным овалом лица. Ну и все-таки! Только посмотрите на этих двоих! Сьюзан Дей и Дэрил Холл! Бесстыдно сплетаются голосами! Да они чуть ли не вылизывают друг дружку! Хорошо еще, я был в своей любимой футболке, когда она зашла к нам в магазин, – а то бы у меня совсем не осталось шансов.
