— Прежде всего ищите Царства Небесного. Остальное приложится вам.
«Остальное» — это кров, пища, одежда. Аскеты получали и получат ее даже в Советском государстве — либо в тюрьме, либо в домах инвалидов.
Но вместе с тем Христос всегда подчеркивал, что много званных, но мало избранных. Это значит, что христианское учение доступно только меньшинству людей. Большинство же человечества до конца мира сего будет жить под Моисеевым законом, данным людям по «жестокосердию их».
Моисеев закон требует труда, видя в нем естественное назначение человека. Библия освящает рабство труда.
— В поте лица своего будешь ты добывать хлеб свой, трудясь над землей, а она родит тебе волчцы и тернии.
Так сказал Господь Адаму, изгнав его из Рая.
Моисеев закон утверждает и рабство труда в заповедях.
— Шесть дней работай. Седьмой же Господу Богу твоему.
Карл Маркс в этом смысле последовал за Моисеем, забыв только о… Боге.
— Шесть дней работай, а седьмой посвящай общественной нагрузке.
Если это не сказано буквально у Карла Маркса, то это неуклонно проводится марксистами.
Но что такое общественная нагрузка? Это опять труд, иногда более тяжелый, чем работа будних дней.
Значит, опять у свободы отнят седьмой день. Все дни своей жизни человек должен быть рабом труда, если он живет по системе нынешних коммунистов.
* * *
Вот к какому блаженству звала Революция. Естественно, что те, которые это поняли, восстали против рабства труда.
Достаток — вот свобода, кованая свобода!
* * *
Перейдем к вопросу, как накопляется достаток. Благодетельный достаток, дарующий свободу от труда. Как он приходит к людям?
Косным, тупым трудом достатка не накопишь. Достаток добывается путем размышления, изобретательности, вдохновения.
Когда была изобретена паровая машина, клапан, выпускающий пар, открывался вручную.
Тупые рабочие, истинные рабы труда, сидели часами и целыми днями около машины и дергали клапан.
Но один одаренный мальчишка возмутился духом. Возмутился против рабства труда, бездушного, убивающего. И возмутившийся дух сверг диктатуру рабского труда. Мальчик заметил, что оконечность поршня при своем движении может открывать клапан, если соединить ее с последним. Он привязал веревку куда надо и с тех пор сидел у ручки и мечтал о том, о чем мечтают мальчишки. Он был свободен! Свободен от бессмысленного труда. Но за другими такими же машинами продолжали сидеть косные рабочие и дергать клапан. Рабы труда! Однако они были рабами только потому, что были в плену своей умственной лени. А такие же, как они, косные хозяева машины хвалили их за прилежание и даже называли их труд святым.
Труд, когда он принудителен, никогда не бывает святым. Свят только труд добровольный. Хочу тружусь, хочу нет. Цыганка права: захочу — полюблю, не захочу — разлюблю, я над сердцем вольна, жизнь на радость нам дана.
Цыганская свобода — идеал, но она недостижима. Однако стремление к ней конструктивно. Достаток не дает полной свободы, но дает свободу относительную.
Пусть человек работает принудительно три дня в неделю, а четыре дня отдает свободе. Как же это сделать?
Надо размышлять. Размышлять над тем клочком материи, которая отдана в распоряжение человека.
Для этого-то и создана собственность. Легче всего человеческая мысль работает над той вещью, которая находится вполне в его власти, над которой он диктатор.
Собственность есть диктатура над материей. Единоличная диктатура дает наилучшие результаты. Это доказано опытом.
Каким опытом?
* * *
Во-первых, опытом всего Запада.
— Дайте собственнику бесплодную скалу, и он превратит ее в цветущий сад.
Такова формула всемирно известного экономиста, вполне подтвержденная жизнью.
Ты знаешь край, где померанец зреет, Лимон в садах желтеет круглый год …
Этот благословенный край отличается каменистой почвой. Но собственник превратил камни в цветы и плоды.
Но не только камни и бедные пески Германии дают высокий урожай в руках собственника. А черноземы, попадая в руки ущемленной собственности, в тиски русской общины, давали жалкие сборы.
* * *
Русская община была вторым великим опытом в деле земледелия.
В 1861 году Царь, в полном согласии с дальновидными помещиками (Милютин и прочие), провел на путях мирной Эволюции грандиозную реформу: освобождение крестьян и наделение их землей. Этот переворот был сделан тремя волшебными словами:
— Быть по сему…
* * *
Увижу ль, о друзья! Народ освобожденный И рабство, падшее по манию Царя…
Да, именно «по манию», то есть по подписи Императора Александра II под манифестом 19 февраля.
Пушкин увидел бы это «русское чудо», если бы не погиб на дуэли. Увидел бы в возрасте шестидесяти двух лет, то есть мог бы оценить величие реформы. И мог бы осознать некоторые преимущества так называемого абсолютизма перед отстающей демократией.
Примерно в то время, когда в России можно было увидеть «рабство, павшее по манию Царя», в Америке шла кровопролитная гражданская война за освобождение негров. Победили северяне, они освободили негров ценой разорения Юга, но не дали им ни клочка земли. Голыми брали негров в рабство, голыми же их выпустили на свободу. Эта демократическая манера благоденствовать людей еще и сейчас дает себя знать.
Если бы сто лет тому назад чернокожим дали землю, то, может быть, в наше время негра называли бы «сеятель наш и кормитель», как помещик Некрасов называл русского мужика.
* * *
Но почему же тот же Некрасов декламировал, а русские студенты распевали, на мотив из итальянской оперы «Лукреция Борджиа», нижеследующее?
Укажи мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель наш и кормитель, Где бы русский мужик не стонал?
Некрасов писал во времена крепостного права. Его поэзия была направлена против… рабства, падшего по манию Царя… Значит, когда это рабство пало и русский крестьянин, в противность неграм, был обильно наделен землей, он перестал страдать?
Это вопрос по существу, и на него надо ответить прямо и честно.
* * *
Нет, русский мужик не перестал страдать. Но отчего? От того, что
Порвалась цепь великая. Порвалась и ударила Одним концом по барину, Другим по мужику.
По барину — это еще понятно. У бар отняли половину земли. Многие не сумели приноровиться к новому положению. Стали беднеть. Беднея, начали продавать землю и уходить в город, где они делались чиновниками.
