Евреям немцы более сродни, Чем англичане, шведы и французы. Оборванные Холокостом узы Наладятся — лишь руку протяни. Сюда от инквизиторских костров Бежали почитатели субботы. Их вольница ганзейских городов Манила обещанием свободы. Зеленая и добрая страна Приют сулила нищим и убогим. Им новые давали имена: Голдвассер, Люксембург, Кацнеленбоген. Среди земель империи Священной Они существовали сотни лет; Забыв язык, и для своих общений Немецкий приспособив диалект. Когда в едином усомнившись Боге, Крикливого безумца возлюбя, Германия сжигала синагоги. Она уничтожала и себя. Но Мендельсона солнечные гаммы Плывут опять над рейнскою водой, И носит, как повязку, город Гамбург Свой герб с шестиконечною звездой.
В центре Гамбурга на берегу внутреннего озера Альстер, рядом с величественной ратушей, восстановленной после англо-американских бомбежек, стоит небольшой памятник великому немецкому поэту Генриху Гейне, столь любимому мною в юности.
Грустный понурый Гейне, чем-то напоминающий горестный памятник Гоголю в Москве, задвинутый с Арбатской площади за дом, где он умер, стоит, ни на кого не глядя. Как будто предчувствует черные годы фашизма. На четырех стенках постамента укреплены чугунные барельефы, на которых изображены мрачные сцены из времен Холокоста: штурмовики сжигают книги Гейне, свергают памятник и швыряют его в яму с отбросами. Теперь памятник водружен на прежнее место. Надолго ли?
В том же 1998 году, познакомившись с Артуром Лукасом, возглавляющим Общество немецко-российской дружбы в Магдебурге, я попал в Цербст в маленький музей в родовом дворце Ангальт-Цербстских князей, посвященный принцессе Софье Ангальт-Цербстской, ставшей российской императрицей Екатериной Второй. Очень красивая девушка в платье XVIII века встречает посетителей книксеном и представившись Екатериной Второй, помогает ознакомиться с небольшой экспозицией. Какая удивительная связь между этим захолустным и небогатым немецким городком и Великой и необъятной Российской империей!
Из многих городов Германии, где мне довелось побывать в концертных поездках, более других мне запомнился Марбург. Отчасти потому, что имя это пришло ко мне из стихов Пастернака, отчасти оттого, что водил нас по этому старинному университетскому городу, с которым связаны имена братьев Гримм и Ломоносова, замечательный человек Григорий Певзнер. Он влюблен в город, ставший ему родным, как только коренной ленинградец может быть влюблен в Европу.
Одаренный поэт и эссеист, Григорий уверял нас, что каждый раз, водя гостей по Марбургу, он сам обнаруживает что-то новое, чего раньше не знал или не замечал.
Именно здесь будущий великий русский ученый в бытность свою студентом, уже успев жениться и сильно подпив в местном кабаке, дал подписку вступить в армию герцога. Проснувшись наутро под замком в каталажке, он своими могучими руками раздвинул железную оконную решетку и благополучно сбежал в Россию, чем оказал немалую услугу отечественной науке.
Марбургу сильно повезло. Он оказался одним из немногих немецких городов, которые не пострадали от беспощадных англо-американских бомбежек во время войны. Бытует легенда, что командир эскадрильи, получившей приказ о его бомбардировке, был выпускником Марбургского университета.
Марбургский университет, первый протестантский университет в Германии, основал в 1527 году ландграф Филипп. До сих пор на территории старинного замка ландграфов, возвышающегося над городом на высоком берегу Лана, можно увидеть консервативные студенческие корпорации «Алемания», «Корпус Тевтония» с традиционными пивными, украшенными чучелами медведей и шпагами в козлах. Не вышли до сих пор из моды и традиционные шрамы на лице у буршей. Многие из буршей до недавнего времени специально резали себе физиономии.
Город тесно связан с мировой литературой. В начале XIX века здесь преподавали братья Гримм, ученики знаменитого профессора римского права Карла фон Савиньи. Кстати, и знаменитые иллюстрации к сказкам братьев Гримм, как поведал нам всезнающий Гриша Певзнер, созданные в начале XX века художником Отто Убелоде, имеют своей основой реальные ландшафты Марбурга и его ближних окрестностей.
В Марбурге изучал философию Борис Пастернак. Здесь неоднократно бывал Булат Окуджава, ставший его почетным гражданином и написавший песню, начинающуюся строкой: «Когда петух над Марбургским собором…»
Нам пора было уже уезжать, а мы все ходили по древним и узким улочкам с «фахверковыми» домами, спеша как можно больше запомнить и унести с собой хотя бы часть очарования этого удивительного сказочного города.
Накануне вечером за столом в доме у Певзнеров мы разговорились с молодым профессором физики из Москвы, преподающим в Марбурге. Речь зашла о национальной ментальности студентов. Я, читавший в последние годы лекции по геофизике на геофизическом факультете Московского университета, посетовал на нерадивость русских студентов по сравнению с аккуратными и всегда дисциплинированными немцами.
«Не скажите, — улыбнулся мой собеседник, — в Германии другие трудности, связанные именно с хваленой немецкой дисциплиной. Когда я даю студентам решать задачу, они обычно приходят ко мне и спрашивают, где можно найти готовые варианты решения. Такая психология хороша для службы в армии или работы на фирме, а для теоретической физики не годится. А вот в России студенты мыслят менее стандартно. Кстати, когда в середине 30-х годов Гитлер изгнал из германских университетов профессоров-евреев, немецкие профессора облегченно вздохнули, поскольку евреи их сильно опережали, в частности в физике».
После этого разговора мне снова припомнились известные слова Альберта Эйнштейна: «Есть сто физиков, которые хорошо знают ее законы и понимают, что эффекта быть не может. Есть сто первый, плохо ее знающий. Он приходит, ставит безграмотный эксперимент и получает неожиданный эффект. Так совершаются великие открытия».
В ноябре — декабре 1998 года во время концертных поездок по Германии мне довелось побывать также в Дании и Швеции. Меня пригласил туда эмигрант из Польши Штефан Бург, живущий и работающий в маленьком университетском городке Лунд неподалеку от порта Мальме. Комфортабельный поезд «Томас Манн» долго втягивался в огромный паром «Ферри», следующий через серые датские проливы.