Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
В половине второго ночи 12 марта Мюллер от руки написал черновик письма с просьбой об отставке. «В отсутствие разъяснения законности программы от министра юстиции, — написал он, — я вынужден вывести ФБР из участия в этой программе. Более того, в случае, если президент распорядится, чтобы ФБР продолжило участвовать в этой программе, при отсутствии дальнейших инструкций от министра юстиции, я буду вынужден уйти с поста директора ФБР».
Через семь часов Мюллер пошел на утреннее совещание с президентом в Белом доме. В области борьбы с терроризмом выдалась богатая на события ночь. В Мадриде исламисты, вдохновленные идеями «Аль-Каиды», взорвали десять бомб в четырех пригородных поездах. Погиб 191 человек, было ранено 1800; это был самый страшный теракт в Европе со времен взрыва рейса 103 «Пан-Америкэн» над Локерби в 1988 году. ФБР искало связь этого теракта с Соединенными Штатами.
После встречи президент остался один с Мюллером в Овальном кабинете. Теперь Буш понимал, что директор ФБР, министр юстиции и его заместитель взбунтовались. С глазу на глаз Мюллер сказал Бушу, что он выйдет в отставку, если ФБР получит приказ продолжать обыски у американцев без ордеров министерства юстиции. Мюллер сказал, что у него есть «независимое обязательство перед ФБР и министерством юстиции обеспечивать законность предпринимаемых нами действий», как говорится в его недавно рассекреченных записях об этой встрече. «Один только приказ президента не мог этого сделать».
Оба мужчины при вступлении в должность давали клятву честно исполнять законы Соединенных Штатов. Только один из них по-прежнему выполнял свою клятву.
Президент сослался на незнание закона и фактов. Он сказал, что не знал, что существуют юридические проблемы с программой «Звездный ветер», что Эшкрофт находится в больнице и что Мюллер и Коуми выступают с разоблачениями. Он почти наверняка и преднамеренно вводил директора в заблуждение.
Без сомнения, он видел близкую политическую катастрофу. «Я должен был принять серьезное решение и сделать это быстро, — написал Буш в своих воспоминаниях. — Я думал о «резне в субботний вечер» в октябре 1973 года», — когда Никсон проигнорировал министерство юстиции в вопросе о выдаче его тайных записей разговоров, вынудил министра юстиции и его заместителя уйти в отставку и разрушил ауру президентской власти. «Я не хотел повторять критическую ситуацию. Я не испытал бы большого удовлетворения от знания того, что я прав в вопросе юридических норм, в то время как моя администрация оказалась несостоятельной, а наши ключевые программы в войне с террором оказались выставленными напоказ в средствах массовой информации».
Буш пообещал поставить программы на юридическую основу. Этого не произошло за одну ночь. На это ушли годы. Но, основываясь на обещании президента, Мюллер и его союзники отозвали свои угрозы ухода в отставку. Буш хранил секрет 24 месяца. Человек, который первым выступил с разоблачениями несанкционированной слежки, был юрист министерства юстиции по имени Томас Тамм; его отец и дядя были в штаб-квартире ФБР ближайшими помощниками Дж. Эдгара Гувера. К тому времени, когда первые факты появились в «Нью-Йорк таймс», и Эшкрофт, и Коуми ушли из администрации Буша.
Противостояние Мюллера президенту оставалось втайне гораздо дольше. Но Коуми рассказал избранной аудитории в Агентстве национальной безопасности, что Мюллер услышал от Буша и Чини в Белом доме: «Если мы этого не сделаем, погибнут люди»[685]. Вы все можете подставить вместо «этого» что-то свое: «Если мы не получим такую-то информацию», или «если мы не используем этот метод», или «если мы не расширим эти полномочия». Чрезвычайно трудно быть прокурором, стоящим перед товарным поездом, которому нужно это… Нужно гораздо большее, чем острый юридический ум, чтобы сказать «нет», когда это имеет наибольшее значение. На это нужны сила духа, способность видеть будущее, умение оценить ущерб, который последует из неоправданного «да». На это нужно понимание того, что в конечном счете в этой стране единственно возможной является разведка, регулируемая законом.
Месяц спустя, 14 апреля 2004 года, Мюллер дал публичные показания в Комиссии по расследованию терактов 11 сентября и не проронил ни слова о том, что случилось в Белом доме. Никогда.
«Истоки разведывательной службы»
Комиссия и конгресс приняли уверения директора ФБР в том, что Бюро может охранять и свободу, и безопасность. Но они запросили у Мюллера большего. Они хотели знать, что ФБР полностью использует полномочия, которые конгресс передал ему согласно Закону о патриотизме от 2001 года.
Оно использовало их, но не всегда хорошо. 6 мая 2004 года ФБР арестовало прокурора штата Орегон Брэндона Мейфилда в связи со взрывами в Мадриде. Он был американским гражданином, принявшим ислам. В течение семи недель ФБР применяло все имевшиеся у него инструменты, включая прослушивание телефонных разговоров и слежку, против Мейфилда. Дело основывалось на том, что в ФБР неправильно идентифицировали отпечаток пальца, снятый с пластиковой сумки в Мадриде. Испанская полиция сообщила атташе ФБР по юридическим вопросам в Мадриде о том, что Мейфилд — не тот человек, который им нужен. Тем не менее он был арестован после этого предупреждения. За арестом последовали две недели жесткого содержания под стражей в одиночной камере, прежде чем он был освобожден. Позднее он добился официального извинения и 2 миллионов долларов компенсации от правительства.
Закон о патриотизме, написанный быстро, в состоянии страха, сильно расширил полномочия «писем национальной безопасности» — тактики, редко применяемой до 11 сентября. Эти письма обязывали банки, кредитные агентства, телефонные компании и интернет-провайдеров передавать данные о своих клиентах ФБР. Они также вынуждали получателей писем хранить молчание — они не могли сказать о них ни единой душе, даже адвокату. Они имели силу и повестки в суд, и «правила кляпа» (приказ судьи участникам процесса не обсуждать дело с лицами, не имеющими к нему прямого отношения; запрет на публикацию материалов, относящихся к делу, и информации о судебном процессе. — Пер.). ФБР рассылало около тысячи таких писем в неделю; более половины объектов были американскими гражданами. Агенты ФБР говорили, что у них есть незаменимые следственные инструменты — хлеб с маслом борцов с терроризмом в Соединенных Штатах. Но эти письма, как и несанкционированное прослушивание телефонных разговоров, также были формой незаконного проникновения в личное пространство. Любой инспектор ФБР мог написать их без ордера судьи или запроса прокурора.
К сентябрю 2004 года федеральные судьи начали считать их противоречащими Конституции. Суды опротестовывали положения Закона о патриотизме, которые дали ФБР эти полномочия; конгресс переписал закон, чтобы их сохранить. Бюро теперь должно было найти оправдание «правилу кляпа» перед судьей, но рассылка писем продолжалась.
Агенты ФБР по борьбе с терроризмом также злоупотребляли своей властью, выпуская «не терпящие отлагательства письма» — срочные судебные повестки на тысячи записей телефонных разговоров, — не ставя никого об этом в известность в штаб-квартире ФБР. Бесконечная череда помощников директора, заместителей и специальных агентов, занимавших руководящие должности, не знали правил или своих ролей. Мюллер сказал: «У нас не было системы руководства для обеспечения соблюдения нами закона»[686]. Он признал, что Бюро неправильно применяло Закон о патриотизме, чтобы получить информацию.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
