Книга Короли пепла - Ричард Нелл

Фарахи позволил сестре выплескивать гнев. Использование их отца в качестве оружия означало, что у нее нет других вариантов и она в отчаянии, что вовсе не доставило ему никакого удовольствия. По правде, он хотел ей рассказать все это время. Ему не хватало ее советов и поддержки. Но он не мог доверять, зная, на что она способна.

Кикай никогда бы не приняла выбранное братом будущее. Она ненавидела Року, и потому король никогда не сможет поведать ей о своей истинной цели. От этого знания Фарахи чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо, так как вопреки своим порокам сестра была единственной персоной в мире, которой он доверял, помимо Хали – единственным родственником, помимо его детей. Для маленького Фарахи она была цветом в его сером, опасливом мире, искрой жизни, которую он благоговейно созерцал и иногда разделял сам.

Вот почему он много лет назад не дал ей сесть на корабль с отцом и тем самым спас ей жизнь. Он рано увидел вариант будущего без Кикай и по привычке предупреждал ее о каждой опасности.

С того дня она верила, что Фарахи каким-то образом знал, что случится с остальными членами семьи. Сестра об этом не обмолвилась, но он знал, что она подозревает о его причастности – о том, что он, возможно, надоумил отцовских врагов. Она поверила самому худшему о нем, тем слухам, что распространяли обыватели – якобы все это время, даже будучи ребенком, он хотел стать королем и ради этого убил свою родню.

Если бы он в самом деле знал, то попытался бы предотвратить беду. В детстве видения Фарахи были сбивчивыми; лишь позже им придала ясность помощь Андо. Тогда он увидел будущее без любимой сестры и подумал, что море, возможно, заберет ее, только ее одну. Он не боялся за всю остальную семью.

Фарахи доел свинину и вытер лицо салфеткой, затем отодвинул свое кресло. Давным-давно, когда они болтали ногами в озерной воде Ланконы, Андо сказал ему: «Быть королем – значит быть одиноким».

– Ты узнаешь, что я сделал, когда я изложу это при дворе, сестра. Однажды я тебе всё объясню. А пока ты, возможно, поймешь, что доверие – это не река, текущая в одну сторону. Возможно, ты сумеешь вспомнить, что я король, и дашь мне хотя бы презумпцию невиновности.

Фарахи встал, и она со звоном швырнула вилку через всю комнату. Он знал, что приступы ярости сестры могли быть летальными, но решил, что на сей раз она в итоге успокоится. Ну а если нет, на крайний случай у него есть Эка.

Он вышел на утреннее солнце, зная: так много важных нитей зависит от исхода этого единственного дня. Иногда, думалось ему, было бы легче не знать. Легче жить, как другие люди, шагая по жизни без постоянного страха оступиться и досады оттого, что если бы только он поразмыслил дольше и внимательней, будущее могло быть спасено.

Всю свою жизнь он наблюдал, готовился и ждал. Но не сегодня.

Он сжал кулаки и очистил разум, как научил его Андо. В течение многих лет он играл роль, почти не допускал ошибок и оставался жив. Теперь этой осторожности пришел конец. Теперь настал черед выбора, поступка и большого риска в его личной партии в чахэн. Теперь он выберет будущее для своего народа.

* * *

– Повтори мои инструкции. – Фарахи стоял у входа в зал для придворных рядом со своим недавно назначенным «глашатаем» – актером себу, которого выбрал из хорошей семьи.

Его отец никогда бы не задействовал такого человека. Он был громким, общительным говоруном, который обожал играть в гостеприимного распорядителя и ни разу не упускал такого шанса. Но Фарахи полагал, что выглядел отец при этом как дурак – хвастливый и самовлюбленный. И главное, совсем не устрашающий.

Фарахи всегда считал, что голос короля должен быть гнетущим, или подобным вспышке насилия – нечастым, шокирующим и, в конечном счете, убедительным. А болтовня и обаяние – удел не столь великих государственных мужей.

Все гости уже прибыли – многие королевские семьи просто прислали своих делегатов. За исключением царя Мол-топи, явились его союзники, а также их меньшие семьи. Явка оказалась не такой впечатляющей, как надеялся Фарахи, но все же лучшей, нежели он опасался.

– Я не должен вас объявлять, – повторил глашатай. Он выглядел нервным, однако уверенным в себе. – Я буду ждать на возвышении, пока рассаживается королевская семья, а затем приглашу священников исполнить их ритуал. Я не должен улыбаться и говорить что-либо гостям.

Фарахи кивнул и жестом указал внутрь, а глашатай собрался с духом и вошел в зал, чтобы занять свое место.

Следом войдут через обычную дверь и займут свои места Кикай и жены Фарахи с детьми. Фарахи явится в одиночку через самые дальние ворота.

Впервые на публике он был одет не в полагающиеся ему изысканные монаршие накидки, а в более простой тонкий шелк, выкрашенный темным, почти черным цветом. Он надел серебряный венец вместо короны Алаку и снял все кольца и украшения, а также амулет с шеи. Он не хотел создавать впечатление, что каким-либо образом состязается с другими, так как не был намерен это делать. После сегодняшнего дня он будет выше всего этого.

Глубоко дыша, он прижался лбом к прохладной каменной стене. Многое из предстоящего уже было сделано. Игра началась, и будущее неслось вперед быстрее, чем кто-либо мог спланировать – будущее, которое создал Фарахи.

Настал момент, когда его друзья, враги, все люди на островах, а вскоре и государства на берегах континента и дальше увидят первый гамбит Фарахи. Вопреки своим видениям и множеству предсказаний, он все же не мог знать, каков будет всеобщий отклик.

Наконец он выпрямился во весь рост и зашагал, заложив руки за спину. Он выбрал обувь из твердой кожи с металлической набойкой, дабы его шаги раздавались под аркой и на всем пути к помосту. От громкого стука его неспешных шагов собравшиеся встрепенулись и притихли. К тому времени, когда он преодолел половину пути, король шел в тишине.

Он с большой осторожностью взошел по ступенькам, затем оглядел придворных, как будто только сейчас заметил их существование. Он воссел на свой новый трон – простое металлическое кресло с тонкой подушкой. Он сидел прямо, непринужденно раскинув руки и ноги, и кивнул глашатаю, который подал знак священникам.

Священники-алхунан из храма Шри-Кона зажгли ароматические палочки и загремели колокольчиками, а монахи с