На то, как умирают малазанцы. Все до последнего.
Первый Кулак Ганос Паран, воздух вокруг которого буквально дрожал от ярости, выехал на гребень холма, рядом с ним – Кулак Рита Буд. За спиной у них медленной рысью тащилось войско – ему не нужно было ни оборачиваться, ни прислушиваться к тяжелому дыханию Буд, чтобы понять, насколько они измотаны.
Легион тяжелой пехоты изрядно их потрепал. В отсутствие смертельных штучек Калама и Быстрого Бена командовавший колансийцами высший Водянистый проявил себя упорным противником, до конца отказываясь признавать неизбежное – им пришлось перебить всех до единого, прежде чем удалось зарубить и командира.
Теперь его истекающая кровью армия вползала на холм, словно раненый пес.
Достигнув спуска, они остановили коней.
Перед ними Охотники за костями образовали тающее ядро обороны, что сдерживало атаки с трех сторон, готовые вот-вот сделаться атаками со всех четырех. Ганос с трудом сумел осознать масштабы резни у себя перед глазами – вокруг сражающихся громоздились валы из трупов, похожие на аккуратно выстроенные фортификационные сооружения.
Боль и ужас словно кулаком сжали его сердце.
От армии его сестры осталось не больше полутысячи, и они умирали один за другим.
– Первый Кулак…
Рита Буд сразу же закрыла рот, как только он резко обернулся к ней и она увидела его лицо. Паран развернул коня – на вершине как раз показались первые ряды солдат.
– На край! Сюда, на край! Ближе, чтоб вас! Там сейчас умирают такие же малазанцы! Посмотрите на них! Все до единого, посмотрите на них!
Конь под ним метнулся в сторону, он сдержал его, жестоко натянув поводья, потом поднял руку, чтобы опустить забрало.
– Вдохните поглубже, стервецы! И – В АТАКУ!
Они с Кулаком Ритой Буд пустили коней вниз по склону, Ганос Паран чуть отклонил своего, чтобы с ней сблизиться.
– Вон на тот фланг – к югу не соваться!
– Слушаюсь, сэр!
– Старайтесь не пропускать полукровок!
Она одарила его ядовитым взглядом.
– Да что вы говорите, сэр?
Почва у них под ногами затряслась – вниз по склону ринулось Войско.
– Первый Кулак! А когда уничтожим их командиров? Пощада?
Он яростно уставился вперед, направляя коня в сторону от женщины, к пустому участку равнины между сражающимися и теми, кто не принимал участия в битве.
– Сегодня, Кулак, это слово мне неведомо!
Но он знал, что еще передумает. Эта его проклятая мягкотелость. Она мне целиком перепала. Своей сестре Тавор, что вся из холодного как лед железа, ничего не оставил. Лучше б нам было поделить ее между собой. Как монеты. Боги, нам столько всего нужно было сделать. Неужели уже поздно? Жива ли она?
Сестра, ты жива?
Высший Водянистый Мелест, не успевший еще оправиться от потрясения, вызванного смертью Чистых, обернулся к правому флангу, услышав доносящиеся оттуда вопли ужаса и отчаяния, и вытаращился, обнаружив, что с холма накатывается еще одна армия чужестранцев. Прямо у него на глазах она ударила в тяжелую пехоту – но и атакующие были тяжело вооружены, а инерция спуска позволила им смять крыло подобно лавине.
Взвыв от ярости, он принялся проталкиваться сквозь ряды – ему нужен конь одного из Чистых, чтобы лучше все видеть сверху, из седла. Центр пока за ними, южная половина поля битвы тоже целиком под их контролем. Победа еще возможна.
И он ее одержит.
Зачерпнув в своем сознании из Акраст Корвалейна столько силы, сколько был способен, он зажег в своих войсках боевое бешенство.
– Убивайте их! Всех тех, кто посмел оказать нам сегодня сопротивление, – уничтожьте их!
Конь под ним ослаб, начал шататься, Паран выругался и приостановил его. Пошарил в левой седельной сумке, вытащил лакированную карту. Уставился на изображенного на ней одинокого всадника.
– Маток! Я знаю, что ты меня слышишь! Сейчас я открою тебе врата. Но послушай! Сразу же атакуй, ты меня понял? Ты, клянусь яйцами Худа, хотел такую драку, чтоб кровью уссаться, – так я тебе ее дарю!
Вновь пришпорив коня, Паран пустил несчастное животное в галоп. Сосредоточил зрение на месте, где отверзнет врата, привстал на стременах.
– Вот здесь, – сказал он карте и швырнул ее вперед.
Карта, словно выпущенная из арбалета стрела, полетела, разрезая воздух с такой скоростью, что казалась размытой.
Конь под Параном оступился. И рухнул.
Он успел выброситься из седла, врезался в землю, покатился и остался лежать.
Рутан Гудд бился, пытаясь предотвратить окружение, но даже с помощью сражающегося с ним бок о бок незнакомого гиганта не мог остановить сотни колансийцев, обходящих стычку далеко за пределами досягаемости их мечей.
Он почувствовал, как у него за спиной по регулярам прошло какое-то волнение, заставившее всех сделать шаг вперед. Извернувшись, Рутан попытался разглядеть, чем оно вызвано, но воздух застилала пыль, он мог видеть лишь колышущуюся массу малазанцев, которые сейчас разделялись, рассыпались по сторонам, словно, одержимые боевой лихорадкой, решили атаковать, – вот только колансийцев перед ними не было.
Они не выдержали. В конце концов они…
Грохот заставил его обернуться, и он, не веря своим глазам, уставился на появившиеся из огромных врат тысячи конных воинов – вот только эта драная дыра в ткани мироздания вряд ли заслуживала столь благородного имени, как врата. Она была гигантской, оттуда с воем вырывался ветер – и от рядов противника ее отделяли какие-то тридцать шагов.
Всадники были вооружены копьями, их лошади несли на груди и шее тяжелую броню. Они ударили в беспорядочную массу тяжелой пехоты – у тех не было времени перестроиться или хотя бы развернуть щиты, – и сотрясение от удара прокатилось сквозь колансийцев. Крыло раскололось, распалось – вся структура в одно мгновение оказалась утрачена, всадники сеяли смерть во все стороны от себя.
Тогда пехотинец-регуляр рядом с Рутаном Гуддом покачнулся и тяжко привалился к его бедру. Рутан вздрогнул, глянул вниз и увидел, что тот прижимается лбом к его покрытому льдом боку.
Канец закрыл глаза и тяжело выдохнул:
– Нижние боги, хорошо-то как!
Лостара Йил увидела, как Тавор, шатаясь, отделяется от строя. Давление на них исчезло – у тяжелой пехоты появился другой противник, который гнал ее сейчас прочь от Охотников за костями. Лостара смотрела ей вслед.
Адъюнкта было трудно узнать. С ног до головы в крови, шлем слетел и потерялся, волосы тоже сделались красными – она выбралась на открытое место. Сделала с десяток дерганых, почти неуправляемых шагов, все еще сжимая в руке отведенный в сторону меч, словно рука забыла, как расслабляться.
