сумел шепнуть ей:
— Ты могла бы все испортить! Я жду знака! Жду знака!
Он еще раз поклонился и пошел назад.
Через десять минут после этого к подъезду подкатила машина. Копецкий вышел на крыльцо, сел в машину, и автомобиль рванулся по улице мимо Аркадия.
Сняв кепку, Аркадий поклонился бургомистру. Копецкий дружески махнул ему рукой.
И почти тотчас же Аркадий увидел в окне второго этажа Женьку. Она звала его. Можно было входить.
Аркадий кивнул и неторопливо зашагал к подъезду. Сверток с пистолетом он сунул в карман пиджака.
В приемной Женька была одна.
На вопрос Аркадия, что случилось, она молча протянула записку. Аркадий пробежал ее глазами:
«Женя, прощай! Я не вернусь: окружен эсэсовцами. Подлое предательство стоит мне жизни…»
Аркадий понял, какое горе обрушилось на Женьку. Но соболезновать было некогда. Некогда было даже обнять Женьку и молча постоять с ней минутку.
— Крепись! — прошептал Аркадий. — Ты видела списки?
— Они на столе. Лежат на столе. Он оставил их на столе! — зашептала Женька. — Он сказал, что позвонит, как закончится совещание. Вот блокнот, карандаши! Я никого не пущу в кабинет, а если без звонка вернется он, я брошусь к нему и заплачу, ты услышишь! Я скажу, что узнала о гибели отца, я задержу его на время! А ты спрячешься в комнате… там есть комната для отдыха… под кровать или куда-нибудь. Спеши, Аркадий: в списке больше трехсот человек!
— Все понятно, Женя! — Аркадий, поцеловал Женьку в губы и захлопнул за собой дверь кабинета Копецкого.
Бургомистр вернулся в третьем часу дня.
Он просмотрел списки, лежащие на столе, и, не подписав их, сунул в сейф.
— Завтра у нас воскресенье, — сказал он Жене. — Делами займемся в понедельник. Приглашаю вас завтра на чашку чая, Евгения Львовна. Вас и уважаемую Марью Ивановну.
ТРЕТЬЯ ПЕСНЬ ОБ АРКАДИИ ЮКОВЕ
О Родине — самое заветное слово. О Родине и о верном сыне ее — комсомольце Аркадии Юкове.
Здравствуй, Родина! Здравствуй, драгоценная советская земля, умытая росой, облитая красным солнцем!
Здравствуй, Аркадий, бесценный дружок! Здравствуй ныне, завтра и во веки веков!
Миллионы годов светит солнце и будет согревать все живое еще миллионы лет.
Миллионы лет — цвести травам, шуметь листве, журчать ручьям и греметь водопадам. Жить человеку, мять травы человеку, любить человеку, созидать человеку — миллионы, миллионы лет — завидней участи нет и не будет на белом свете!
Нельзя было терять ни минуты, и Аркадий принял решение: покинуть город. Он не знал, когда придет к нему связной. Завтра? Через десять дней? Глубокой осенью?.. Он сам решил передать списки в руки партизанам. Он надеялся, что через два-три дня вернется. Он даже рассчитывал, что его исчезновение не вызовет подозрений у Дороша. Во всяком случае, он мог придумать какую-нибудь версию в свое оправдание. Аркадий считал, что действует наверняка. Но на всякий случай он снял еще одну копию списка и оставил ее у Жени Румянцевой.
Кроме всего прочего, Женя получила задание: не дожидаясь возвращения Аркадия, начать поиски верных людей, которые могли бы предупредить обреченных.
Аркадию казалось, что он рассчитал точно.
Женьке Румянцевой он верил. Неожиданное покровительство Копецкого обеспечивало ей относительную безопасность.
Сам он имел надежное удостоверение — «Персоналаузвайс», подписанное начальником полиции Кузьмой Дорошем. Кроме того, он мог, в крайнем случае, сослаться на знакомство с шефом СД Чесменска. Вряд ли кто-нибудь из немецкого начальства области захотел бы наводить справки лично у оберштурмбанфюрера.
За себя Аркадий не беспокоился.
Одно желание руководило им: как можно скорее передать список в надежные руки.
Список был зашит у Аркадия в поясе брюк. Обнаружить его можно было только при тщательном осмотре одежды.
Аркадий шел в село, расположенное в сорока километрах от города. В этом селе он знал один адрес.
На окраине Чесменска его остановил немецкий патруль. Фельдфебель, проверив документы, похлопал Аркадия по плечу.
— Хороший русский, — покровительственно сказал он на своем языке. — Он работает на нас. В каждой стране есть люди, которые работают на нашего фюрера и немецкий народ.
Аркадий впервые убедился, что его «Персоналаузвайс» действует безотказно.
Вечером Аркадия остановили в лесу два парня с немецкими автоматами в руках.
— Стой, дальше нельзя! — сказал один из них.
Парень с маленьким носом был странно знаком. Где-то его Аркадий видел. Но где?..
— А вы кто такие будете? — спросил Аркадий.
— Мы-то? — Парень усмехнулся и переглянулся с приятелем. — Мы-то скажем, за нами дело не станет. Но сначала ты скажи, гражданин любезный, а то у нас времени нет. Служба у нас, понимаешь?
«Партизаны!» — подумал Аркадий, успокаивая смутную тревогу.
— Прошу отвести меня к вашему командиру, — после молчания сказал он.
— Прямо к командиру? — с веселой издевкой осведомился странно знакомый парень. — Никто не просится к праотцам, а все к командиру. А к праотцам ты не желаешь, гражданин любезный?
— Погожу, — резко ответил Аркадий. Он начал сердиться. — Я прошу немедленно доставить меня к командиру. Очень срочное дело.
— Обыщи-ка его, Серега. Что-то этот тип мне не нравится, — сказал парень с маленьким носом.
Аркадий не успел и слова сказать, как левая рука Сереги скользнула во внутренний карман его куртки и извлекла оттуда вчетверо сложенную бумагу. Правая рука в это время ловко достала из кармана брюк пистолет Аркадия.
— Во, боле нету, — сказал Серега.
Парень с маленьким носом развернул немецкое удостоверение и ударил Аркадия по лицу.
— Вяжи, Серега, гада поймали!
В могучих объятиях Сереги, как в тисках, больно хрустнули кости Аркадия.
— Ребята, ребята, я же свой!.. — взмолился Юков.
Маленький нос ударил его еще раз.
— Молчи, гадюка, мы таких своих на месте шлепаем! За каждое слово получишь в зубы!
— Я требую: к коман…
Удар сапога в живот заставил Аркадия замолчать.
— …Так ты меня знаешь? — спросил полковник, сидящий за столом. На столе была разостлана карта и прямо на ней стояли керосиновая лампа, тарелка с куском мяса и стакан с водкой.
— Так точно, товарищ полковник, — ответил вытянувшийся перед командиром молодой боец в грязной и рваной гимнастерке и без сапог. — Вы работали прокурором города Чесменска… Ваш сын — Костик Павловский — учился со мной в одном классе. Я не раз бывал у вас дома. И номер помню — тридцать первый.
— Как фамилия?
— Лаврентьев. Иван Лаврентьев, товарищ полковник.
— Какой, ты говоришь, дивизии?
Лаврентьев назвал номер своей дивизии.
— Да, точно, разбита эта дивизия, — со вздохом проговорил полковник Павловский. — Командир ее, генерал…
— Генерал Иванов.
— Да, генерал Иванов лежит у меня раненый. Разбита дивизия, ты прав.
Дверь
