больно убивать в себе надежду — вдруг придет, вдруг простит, вдруг поцелует?
Если днем еще можно отвлечься на тренировки, которым нет и не будет конца, то вечером я готов выть и скулить от отчаяния. Почему я не вырвал себе глаза, когда она обнималась с красавчиком и принимала его поцелуи? Где были мои мозги, когда я думал, что могу по-настоящему обладать этой женщиной? В самых черных и самых сладких мечтах поворачиваю время вспять и с наслаждением сворачиваю шею Диего Адальяро, как годовалому куренку, а хруст сломанных позвонков райской музыкой льется мне в уши. А потом убиваю его еще раз — окуная в море, слушая предсмертные хрипы и ощущая под руками трепыхания ненавистного соперника. И еще раз, и еще — погружая холодный клинок в самое его сердце, слизывая с губ хлынувшую в лицо кровь…
Когда безудержный гнев немного утихает — после многократно повторяющихся в голове убийств сенатора Адальяро, — я поворачиваю время вспять еще дальше и сжимаю в объятиях хрупкое тело Вель. Сжимаю до ломоты в ребрах, до вскрика, до всхлипа, до такой мучительной близости, когда она буквально становится мной, забирается мне под кожу, растекается по высохшим жилам…
Тихий стук раздается снаружи, вырывая меня из горячечных видений. Несколько мгновений недоуменно таращусь на набитую соломой подушку, которую только что попросту истерзал в руках. Прихожу в себя, отбрасываю подушку в сторону и подхожу к двери, лихорадочно соображая, кому мог понадобиться в такое время.
На пороге стоит девушка. Моргаю несколько раз, пытаясь понять, сплю я или бодрствую, а она — почти искренне — улыбается. Кажется, я видел это смазливое личико прежде, когда жил близ покоев четы Адальяро.
— Э-э-э… Ты не ошиблась дверью?
— Ты Вепрь? — размыкает темные в полумраке губы.
— Вепрь, — киваю рассеянно.
— Тогда не ошиблась, — говорит она и бесплотной тенью проскальзывает внутрь.
Напряженно думаю, зачем девица могла пожаловать ко мне. Может, ее прислала Вель? Но прежде она передавала поручения с Лей, а сегодня Лей молчала и отводила глаза, уходя вслед за Зверем в его конуру.
Пока я усиленно размышляю, девчонка самым беззастенчивым образом выскальзывает из легкого платья, переступает через него босыми ногами и соблазнительно очерчивает пальцами небольшие, но красивые и упругие груди. Мои брови мгновенно взлетают на лоб.
— Ты что творишь?! Ополоумела, девка?!
Губы красотки испуганно вздрагивают, но упрямо держат улыбку. Не говоря ни слова, она делает шаг ближе и кладет ладони мне на плечи.
— Меня прислал господин. Я твоя — на целую неделю.
— Да на кой ты мне сдалась? — рычу я, пугаясь внезапно охватившего бедра жара.
И пугая девчонку.
Но она храбрится — и вновь пытается улыбнуться.
— А ты попробуй — вдруг пригожусь? Только скажи, как ты любишь. Хочешь — лежи и ничего не делай, я все сделаю за тебя, — с робкой надеждой заглядывает в глаза. — А хочешь — бери меня сам, как нравится. Тебе стоит лишь пожелать, и я выполню любую твою прихоть…
Девчонка льнет жарко, горячие ладони ловко забираются под рубашку. Живот каменеет от умелых прикосновений, глаза так и липнут к темным крупным соскам, но помутнение длится недолго. Шарахаюсь назад так резко, что бьюсь локтем о стену, и пронзительная боль немедленно приводит в чувство. Хватаю девчонку за запястья, встряхиваю так, что колышутся упругие смуглые груди.
— Любое? Изволь. Для начала желаю, чтобы ты оделась.
Она медлит, со страхом вглядываясь в мое лицо. Я для пущей убедительности грозно свожу брови вместе.
— Чего медлишь?
— Э-э-э… отпусти?
Мгновенная растерянность сменяется смущением, и я спешу разжать пальцы. Пока девчонка одевается, словно нарочно дразня меня неторопливостью, я потираю ушибленный локоть и пытаюсь уложить случившееся в голове.
Она сказала о господине. Значит, Диего Адальяро решил подсунуть мне эту красотку вместо Вель?..
— Послушай… — начинает она неуверенно и снова делает шаг ко мне.
— Нет, — решительно качаю головой. — Теперь уходи.
Красивые темные глаза вдруг наполняются слезами.
— Я не могу.
— Почему?
— Господин… он… велел мне как следует ублажить тебя. Если я не выполню его волю и вернусь, он велит меня выпороть!
— Тогда иди ублажай кого-нибудь другого. Здесь хватает страждущих, — бурчу я, стараясь не натыкаться взглядом на ее прелести, хорошо заметные под легким платьем.
От подобного предложения девчонка словно немеет. На губах теперь ни тени улыбки, подбородок дрожит, а глаза округляются.
— Ты хочешь, чтобы я… с ними… со всеми… — бормочет она бессвязно и вдруг падает передо мной на колени, хватает за лодыжки и прижимается к ним лбом. — Не губи, господин, прошу!
— Всемилостивые боги! — вырывается у меня, и я рывком поднимаю девчонку на руки. — Какой я тебе господин? Перестань трястись, глупая! Никто тебя пальцем не тронет без твоего позволения. Сиди тут, если хочешь, только не вздумай мне докучать.
Усаживаю на свободную постель и даю выпить воды.
— И чего так испугалась? — хмыкаю, поглядывая искоса на то, как она старательно, через силу, глотает воду. — Тебе ведь не привыкать.
Девушка заходится в судорожном кашле и как-то вся сжимается, подобрав стройные ноги под подол длинного платья. Косится на меня с опаской, но ответить не осмеливается и опускает глаза.
— Как тебя зовут?
Лучше на нее не смотреть, и я делаю вид, что осматриваю ушибленный локоть.
— Вийе. Давай посмотрю, что у тебя с рукой…
— Не надо, — грубо обрываю я. — И если не хочешь присмотреть себе воздыхателя на ночь, то ложись лучше спать.
Девчонка сопит — но уже не испуганно, а с обидой. Возится на жесткой постели, накрывается грубой холстиной, что служит рабам одеялом. Затихает.
Я тоже ложусь, закидываю за голову руки и смотрю в потолок. Стараюсь дышать глубоко и ровно, чтобы слегка остудить разгоряченную кровь.
— Скажи, — слышится с лежанки напротив, — а почему ты меня не захотел?
Усмехаюсь в темноту. Хоть и опытная девчонка, а все же молодая и глупая.
— Ответь сначала, хотела ли ты меня? Только честно.
— Ну… я… — она явно теряется. — Я — другое дело. Моего желания никто не спрашивает.
— А моего спросили? — ворчу укоризненно. — Эх, Вийе. Я не хочу брать женщину против воли. И потом, я… а вообще спи и не болтай, а то выставлю вон. Завтра утром господину скажешь, что выполнила все мои желания.
Девчонка облегченно вздыхает и отворачивается к стене — теперь, кажется, с чистой совестью. А я закрываю глаза и вижу Вель. Вот если бы она пришла ко мне ночью и сбросила платье…
Меня вновь захлестывает волной жара, по телу пробегает сладкая судорога, но я держу руки сцепленными на затылке.
Не думать об этом. Не думать…
Звон столовых приборов за
