её руку в своей, шептал.
— Всё болит, и плохо помню происходящее, помню только… помню только…
— Ты в порядке, это главное, неважно, что…
— Помню только…. что мы все погибли…
— Что? — в тревоге опешил, не понимая, из-за жара это всё или ранений. Или антибиотиков, что ей дали?
— Мы погибли. Их было слишком много. Мы с тобой остались одни, забрались под танк, но меня кто-то схватил за ногу и потащил. Мы крепко взялись за руки, но нас разняли. Тебя заживо сожгли на моих глазах, а затем мне, — всхлипнула она, — мне…
— Ты о чём? Ты жива, и я живой. Алексей тоже, как и большинство людей. Всё с нами хорошо, — осознав радужность своей реплики, добавил уже с сомнением: — В какой-то степени.
— А? — Непонимающе посмотрела Рязанова мне в глаза. — Что, я что-то сказала?
Не в силах был понять, что с ней. Она бредила или ей приснился ужасный сон, вроде моих, как все мы погибли? А главное, не признак ли это ухудшения состояния? Её слова заставили задуматься над всем. Если уж мои сны такие реалистичные и несли в себе какой-то потаённый смысл, то и её сон, быть может, видение иной нашей судьбы? Неужели мы и вправду могли погибнуть? Просто кошмар!
Обняв её, и уверив в том, что всё происходящее сейчас правда, и оно более радужное ее выдумок, хотел быть всё ещё уверен в том, что они проживут счастливую жизнь. Оставил её отдыхать, а сам не загадывал даже, доеду ли до безопасного места или смогу вот так нежно обняться с любимой еще раз.
В это время рядом с танком на раскладном столе Алексей уже лежал весь перебинтованный. Он задремал, чтобы сэкономить силы и энергию или из-за лекарств. Часть уцелевших отдыхала после в панике производимых спасательных действий, другая — горевала, третья — копала могилы для павших. Если мой мираж по имени Володя Горький и был реальным, то он всё равно сейчас залег на дно братской ямы, что не отозвалось во мне ни каким-либо тревожным, ни радушным из чувств. На погорелом грузовике, высящийся над всеми, младший лейтенант Князев медленно читал по именам погибших и называл их профессии или звание. Вокруг образовалась мрачная траурная обстановка, хотя небо было неподходяще ярким и солнечным, а пролетавшие по округе птицы, несведущие о земном горе, увлеченно щебетали.
С танка, на котором разместился, было видно весь лагерь и всех оставшихся живчиков после сражения с целой толпой монстров, сравнимой по масштабам с военной баталией. Не знал никого из них, но тяжесть собственного бремени убийцы их возможных родных была невыносимой. Жгла, тлела. Нужно было покончить с собой, вдали ото всех, чтобы никто не заметил, как только смогу убедиться в безопасности всех и каждого из этих людей. Рука тем временем слабыми неуверенными движениями потирала рукоятку пистолета в кожухе. Надо же! Только-только устраивал психотерапевтический сеанс майору Градову, убеждая в ценности жизни как самого главного счастья, и спустя время стремлюсь сам уйти во тьму! Какой из меня советчик, если не прислушивался к собственным советам? Или у меня всё же внештатная ситуация, и мой поступок — благо, раз не склонял к этому других? Вполне возможно. Убеди других покончить с собой из-за наличия «бомбы замедленного действия» в их лагере, при этом не сообщив кто именно, стал бы кем-то похуже дьявола. Впрочем, вряд ли бы кто-то послушал меня…
— Ну как вы, ребята? — спросил знакомый голос.
Это был майор Иннокентий Градов. Был рад, что он не оборвал свою нелегкую, что он всё взвешенно обдумал и решил идти по верному пути, ведя измученных войной граждан к укрепленной базе. Спрыгнул с танка, подошёл к нему и пожал руку.
— Как вы, всё нормально?
— Да. Джейкобс, верно? — Кивнул. — Спасибо, что поддержал в трудную меня минуту, уберег от поспешного решения. Понимаю, что от такого сурового человека ты не ожидал подобного рода поведения, но и сам не мог предположить что расклеюсь. Жестокие, давящие времена. — Помедлив и заглянув мне пристально в глаза, он добавил: — Ты на меня можешь положиться. Проси, что хочешь, и постараюсь помочь тебе.
— Когда мы вновь двинемся в путь? — улыбнувшись ему, спросил, на будущее смекнув об этой его услуге.
— Думаю, что уже скоро. Полчаса-час, возможно, как погребём оставшихся солдат и расположимся в транспорте. С ранеными будет тяжело, но на базе им окажут медицинскую помощь получше.
Узнав о сроках, я помог остальным совершить последние приготовления к началу пути: собрал боеприпасы и оружие, что остались во время нападения, сложил вещи, сопроводил раненых на места. Справившись примерно за час и переодевшись в более чистую форму, заметил у себя на плече нашивку в форме прицела. Переливаясь золотым на дневном солнышке, она будто бы просила узнать о её значении, тем более что рядом находился человек, осведомленный в данном вопросе. К тому же времени у меня осталось немного. Любопытство привело меня к майору, и спросил:
— А что значит эта нашивка золотого цвета, что у меня на плече?
— Эта нашивка говорит о том, что человек, носящий её, стреляет метко. На высшем уровне. К этому человеку, да и ко всем, кто носит «золото» обозначения, особое отношение. У меня вот, — указал он замазанным в грязи пальцем руки на своё плечо, на котором была изображена звезда с подпирающими ее верхними уголками; — автоматчик. Я его получил ещё в первый год службы в этом отряде.
Теперь на вопрос, что мучил меня с самого начала пути, нашёлся ответ. В мирное время даже не задумывался об армии и не интересовался их наградами и значками, хоть меня всё же немного смутил внешний вид этих золотых нашивок. Верил этим храбрым ребятам. Теперь, когда увидел насколько отточенными навыками они обладали и как бесстрашно вступали в бой за рядовых граждан, то восхитился ими, а внезапное детское желание пересилило всю серьёзность на моём лице. Меня увлекала сама мысль оказаться среди членов отряда элитного подразделения и стать его частью. Не знаю, бредил ли тогда или был на полном серьезе, но со временем наверняка у меня помутился рассудок, иначе как объяснить этот внезапный порыв сделать одолжению будущему мертвецу? Мне более
