Но при этом она подставила «Хищнице» зияющую дыру в броне днища.
— Кеттл! — крикнул Гримм.
— Так точно! — отозвался пилот. Он тоже увидел пролом и направил проворную «Хищницу» ниже, в тень от корпуса «Итаски», куда не смогли бы дотянуться ее пушки (и где, стоило крейсеру качнуть бортом, «Хищница» оказалась бы разнесена на части единственной великолепной вспышкой гремящего света).
— Криди! — окликнул старпома Гримм. — Залп!
— Залповый огонь, так точно! — крикнул в ответ Криди.
— Мистер Джорнимен! — крикнул Гримм в раструб трубки. — Вырубить балансиры левого борта!
Гримм всем телом прочувствовал миг, когда питание, подававшееся на цепь сразу половины балансировочных кристаллов, оказалось отключено. Палуба «Хищницы» внезапно встала под прямым углом к горизонту, и страховочные канаты резко натянулись, стиснув грудную клетку Гримма. Мисс Ланкастер взвизгнула было от удивления, но быстро сумела подавить напряжение ужаса в своем голосе.
Орудия правого борта «Хищницы» уставились прямо в брюхо «Итаски» с расстояния в пятьдесят ярдов.
— Открыть огонь! — взревел Гримм.
Весь правый борт ответил ему оглушительным воем, как единая огромная пушка.
У «Итаски» не осталось защитного покрова, который отразил бы эти, не особенно мощные, разряды орудий «Хищницы», а тяжелая артиллерия «Доблестного» уже нанесла катастрофический урон бронированному корпусу и внутренним перегородкам. В открытом небе подобные выстрелы едва ли смогли бы оставить на внешнем корпусе крейсера даже несколько раскаленных вмятин, — однако в замкнутом пространстве внутренних помещений заряд разорвался с дикой яростью, и из относительно небольшого отверстия в броне «Итаски» вырвался столб свирепого, всепожирающего пламени.
«Итаску» с силой тряхнуло, и запоздало пущенный ею вслед кораблю Байяра залп оказался рассеян во всех направлениях. Рев аврорианских турбин внезапно оборвался, и на несколько секунд в небе повисла тишина. Были слышны разве что хруст ломавшегося дерева, треск огня и — в отдалении — деловитое пыхтение двигателей «Доблестного».
А потом, с грохотом неистового грозового раската, взорвался котел «Итаски».
Ударная волна от этого взрыва смяла Гримма, выбив из его груди весь воздух, подобно широкому кулаку силача-великана. Он было попытался отдать Кеттлу новый приказ, но не оказался способен издать и звука. Впрочем, Кеттл, не замедляя хода, уже начал опускаться ниже, чтобы поскорее выплыть из-под «Итаски».
В результате взрыва весь огромный корабль был полностью деформирован: его бронированный корпус искривился и вспух, треснул в десятках мест. Все его мачты, без исключений, оказались сломаны, а несколько кристаллов балансировки вышли из строя, — и крейсер под сильным креном и медленно вращаясь начал дрейфовать в сторону, подхваченный течением энергетических потоков. Беспомощные аэронавты болтались на концах оборванных страховочных ремней. Вся орудийная палуба левого борта исчезла в клубах дыма, и канониры с криками пытались спастись от буйства огня. Многие нашли в пламени страшную смерть, поскольку предназначенная для их защиты сбруя теперь лишь удерживала их в западне.
До них донесся торжествующий свист сигнального гудка «Доблестного»: крейсер Байяра возвращался к «Итаске» по дуге, уводящей от зоны оружейной стрельбы сохранившихся орудий, и одна из его носовых пушек уже послала победный выстрел, скользнувший по кончику носа аврорианца.
— Прекратить огонь! — крикнул Гримм.
— Есть прекратить огонь! — эхом отозвался Криди, надзиравший за орудиями.
Казалось, «Итаска» очень долго провисела в небе, словно гигантский зверь в состоянии шока и уже не понимающий, что творится вокруг. Гримм слышал, как из конца в конец крейсера с отчаянием летят все новые и новые приказы.
И тогда знамена Авроры сорвались с немногих удержавшихся мачт и, завиваясь на ветру, отлетели прочь.
«Хищница» так далеко проскользила вперед, приближаясь к «Итаске», что Гримм смог отчетливо различить на мостике капитана, удерживаемого от падения тремя натянутыми страховочными ремнями. Отсюда он выглядел ровесником Гримма — высокий, худощавый мужчина с обветренным лицом и с серебряным отблеском в иссиня-черных волосах. Капитан «Итаски» всмотрелся в Гримма, кивнул, отцепил от пояса вложенную в ножны саблю и протянул ее «Хищнице», рукоятью вперед.
Гримм выпрямился, насколько мог себе это позволить в почти горизонтальном положении, сохраняемом исключительно благодаря страховочным ремням. Затем он стянул с головы шляпу и отвесил кивок в ответ капитану аврорианцев.
«Итаска» сдалась на милость победителя.
Сражение окончено.
Глава 69
«ХИЩНИЦА», ТОРГОВОЕ СУДНО АЛЬБИОНА
Бриджет мгновенно проснулась, стоило Бенедикту шевельнуться на своем тюфяке.
Выпрямившись в кресле, она по привычке сразу вскинула руки отереть ладонями губы, как всегда это делала. У Бриджет имелась отвратительная склонность пускать во сне слюни, и девушка очень этого стеснялась, но теперь, забывшись, чуть не выбила себе половину зубов, треснув прямо по губам гипсовой повязкой, которая сковала ей запястье и руку до локтя.
Шепотом выругавшись, Бриджет потерла пострадавший рот пальцами здоровой руки. Только этого не хватало — чтобы Бенедикт очнулся и увидел перед собой ее разбитые, опухшие губы.
Юный боерожденный снова шевельнулся, с негромким стоном. Его тело дернулось, а руки попытались сделать какое-то движение — но их стягивали ремни лазаретного тюфяка, который занимал Бенедикт. Тогда он открыл глаза и затуманенным взором огляделся вокруг.
Лазарет был переполнен, и люди на тюфяках покрывали едва ли не каждый фут свободного пространства на полу. Доктор Бэген, проработав почти целый день напролет, теперь лежал в растянутом в углу лазарета гамаке, похрапывая с силой далеких громовых раскатов. В противоположном углу, в таком же гамаке со сложенными на животе руками вытянулся мастер Ферус: старик спал с легкой улыбкой полного довольства на лице. Чудачка свернулась на досках пола, точно под своим наставником, и спала с приоткрытым ртом в узком пространстве между двумя тележками, груженными добром эфирреалиста.
— Не пытайся подняться, еще рано, — посоветовала Бриджет Бенедикту. — Сейчас, сейчас… Дай мне сперва расстегнуть пряжки.
Склонившись над пострадавшим, она ослабила ремни, которые удерживали Бенедикта на тюфяке, после чего юноша с глубоким вздохом поднял обе руки, чтобы вытереть ими лицо. Затем его взгляд немного прояснился; в глазах мелькнуло нечто дикое и очень опасное. Когда этот взгляд упал на Бриджет, девушка едва могла узнать в лежащем прежнего Бенедикта.
К счастью, Бэген заранее предупредил ее о том, каким может очнуться боерожденный после битвы, за которой последовали два дня забытья. Ускоренный метаболизм Бенедикта все это время горел ровным, неистовым пламенем, и сейчас юноша выглядел более изможденным и опасным, чем когда-либо прежде.
