одаля». И это не было фикцией, ибо король реализовывал свои права на земли бондов, взимая с них дани и повинности. Можно сказать, что наряду с сохранением владельческих прав бондов на их земли стало возникать право феодальной собственности на те же земли у короля как представителя формирующёгося господствующего класса. Поскольку король не вмешивался в отношения землевладения, не ограничивал тех прав, которыми обладали бонды на свои участки, его «верховная» феодальная собственность не был сопряжена с ликвидацией старинной формы поземельных отношений - одаля и как бы «надстраивалась» над ним (однако, грозя в дальнейшем осуществить такое вмешательство в интересах господствующего класса, стремившегося узурпировать крестьянские права на землю)11.
Отмеченные характерные черты одаля имели своей основой тот способ ведения хозяйства, который был присущ норвежцам в раннее Средневековье. Они жили обособленными дворами, деревенское поселение не было распространено в силу специфических природных условий. Поэтому не происходило растворения большой семьи в сельской общине. Но указанные черты одаль сохранял на протяжении всего Средневековья. Изначальное соединение бонда с землею, можно сказать, нерасчлененность субъекта и объекта владения было столь сильно, что даже католическая церковь не сумела внедрить римское право в сферу землевладения в Норвегии и добиться свободы земельных дарений в свою пользу. Отчужденная земля (kaupa jorö) оставалась в Норвегии чем-то неорганичным и противоречащим коренным правам населения. Одаль окончательно превратился в товар, в неограниченную частную собственность только в XVI11 и XIX вв.
* * *
Обращаясь теперь к рассмотрению англосаксонского фолькленда, мы считаем возможным сравнивать его с норвежским одалем вследствие того, что оба эти института представляли собой переходную форму собственности, возникшую в обществе, которое переживало разложение общинно-родового строя и зарождение феодализма. При сравнении в первую очередь возникает вопрос: можно ли и фолькленд, подобно ода-лю, считать владением большой семьи?
«Правды» Кента и Уэссекса, относящиеся к VII в., а также записи обычного права более позднего времени определенно говорят о сохранности родовых отношений, выражавшихся в уплате-получении вергель-да сородичами, о соприсяжничестве и некоторых иных формах поддержки, оказываемой члену родственной группы. Однако состав рода (или патронимии, у некоторых народов заменившей род при его распаде) остается неизвестным: указания памятников на этот счет весьма расплывчаты. Ничего не говорят они и о том, что сородичи вели совместное хозяйство. Во всех случаях, когда говорится о домохозяйстве, главой его является индивидуальный хозяин, и вряд ли можно сомневаться в том, что в действительности малая семья, входившая в земледельческую общину, вела уже обособленное производство.
Но как должен быть решен вопрос о большой семье? Существовала ли она у англосаксов в ранний период их истории? Прибегнем вновь к параллели с норвежскими социальными порядками той же эпохи.
С составом семейной общины у древних норвежцев мы знакомимся преимущественно по шкале уплаты вергельдов в областных судебниках, в которой из широкой массы сородичей выделяется более узкая и сплоченная группа так называемых vísendr или baugamenn, участвующих в уплате и получении baugr, первого и основного платежа в счет вергельда. Baugr представлял собою золотое кольцо, в данном случае употреблявшееся вместо денег. В число baugamenn входили отец, сын, брат, дядя со стороны отца, сын этого дяди и его сын, внук, сын брата, иными словами — ближайшие родственники убийцы (или убитого) по мужской линии в трех поколениях, которые вместе с женщинами соответствующих степеней родства и составляли патриархальную семейную общину. Рассмотрим подобную же шкалу, определяющую порядок уплаты вергельда и состав его плательщиков у англосаксов. Она содержится в одной из юридических компиляций, датируемых приблизительно X в.12 Следует, однако, иметь в виду, что система уплаты вергельда была очень консервативна, поэтому можно предположить, что рассматриваемый нами документ отражает отношения, имевшие силу и в более раннее время. Предписания сходного содержания находим и в «Законах Эдмунда» (939—946 гг.) и в компиляции, названной после нормандского завоевания «Законами Генриха I»13.
В упомянутом памятнике X в., условно именуемом «О вергельдах», указывается, что убийца обязан представить поручителей, которые могли бы подтвердить его готовность уплатить вервельд. Две трети поручителей должны принадлежать к родственникам со стороны отца (fæderenmægôe) и одна треть — к родственникам со стороны матери (medrenmægôe). После этого кровная месть запрещалась, устанавливался «королевский мир», в течение 21 дня следовало сделать первый взнос в счет уплаты вервельда — так называемый healsfang. Термин не ясен, комментаторы расходятся в его истолковании, но буквальный его перевод — «объятие», «кольцо на шее». Этот платеж, насколько можно судить по записям обычного права, взимался не только в виде первого взноса при уплате вервельда, но также и как штраф за тяжкие преступления; он упоминается уже в «Правдах» VII в.14
Далее в трактате «О вергельдах» читаем: «Healsfang полагается платить детям, братьям и дядьям со стороны отца; этот платеж не следует давать никому из родственников, кроме тех, кто в пределах колена»15. Таким образом, «колено» (cneow) — совокупность ближайших сородичей, имеющих наибольшие права на получение первого взноса в счет вервельда, противопоставляется «роду» (mægô), члены которого в последующие сроки получали другие части вервельда. Подчеркиваемая здесь особая важность платежа healsfang, вносимого даже ранее штрафов в пользу короля, свидетельствует об особом положении родственников, входивших в «колено». Эту ближайшую группу, как мы видели, составляли дети убитого, его братья и дядья по отцу, т.е. опять-таки три поколения родственников по мужской линии. По-видимому, в период, когда складывался порядок уплаты вергельда, между перечисленными родственниками поддерживалась особенно близкая связь, более тесная и прочная, чем с другими членами рода.
По аналогии с явлениями, обнаруженными нами в Норвегии, можно высказать предположение, что и в данном случае мы имеем дело с кругом родственников, составлявших патриархальную большую семью. Поскольку родичи входили в единую производственную и семейную организацию, счет родства начинался за пределами «колена». Аналогия с норвежской семейной общиной не исчерпывается сходством состава родственной группы, — она может быть продолжена; получаемая и соответственно уплачиваемая доля вервельда как у англосаксов, так и у норвежцев носит одинаковое наименование: «кольцо». Лишь эта группа особо выделяется как в древненорвежском, так и в древнеанглийском праве.
Однако, в то время как у норвежцев семейная община проявила большую живучесть и продолжала долгое время вести совместное хозяйство, сохраняя общую собственность на землю, у англосаксов, насколько позволяют судить на этот счет скудные источники, положение было иным. Уже в VII в. семейной общины не существовало или, во всяком случае, она распадалась под напором новых отношений и долее не могла накладывать отпечаток своего влияния на право. Вследствие этого даже в наиболее ранних записях обычного права порядок
