— Ты знаешь точку зрения каждого из нас, — сказал он, обращаясь к Гленденхуку. — Ты слышал рассказ Джилсепони и, следовательно, видел, как между нами пролегла незримая черта. По какую сторону от этой черты стоит магистр Гленденхук?
От заданного в лоб вопроса у Гленденхука даже опустились плечи. Было ясно, что ему очень не хочется участвовать в открытом противостоянии. Он сочувственно взглянул на Агронгерра, затем повернулся к пристально смотревшему на него Бурэю. Казалось, что однорукий магистр требует от Гленденхука немедленного решения.
Гленденхук протянул руку, собираясь было положить ее Агронгерру на плечо, но затем отошел от отца-настоятеля и встал рядом с Бурэем. Он поклонился Агронгерру.
— При всем моем уважении и почтении к вам, отец-настоятель, — сказал он, — я боюсь чумы и внимательно отношусь к тому, что написано в древних хрониках. Эти древние песни — результат горького опыта и страданий тех, кто их написал. Меня страшит отправка братьев за пределы Санта-Мир-Абель, но я еще более боюсь того, что камни души могут оказаться в недостойных руках.
— Эти камни будут в руках наших братьев, — возразил Агронгерр, не понявший последних слов Гленденхука.
— А как насчет тех братьев, которые неизбежно умрут во время пути? — спросил Бурэй. — Камни, находившиеся у них, легко смогут попасть в недостойные руки.
— Джилсепони сумеет научить людей, — резко ответил Агронгерр, ибо его неприятно задела интонация, с какой Бурэй произнес слово «недостойные», и нелепость подобного предположения.
— Именно этого, отец-настоятель, я и боюсь больше всего, — признался магистр Гленденхук.
Агронгерр вздрогнул, как если бы Гленденхук дал ему пощечину. В это мгновение отец-настоятель почувствовал себя настолько старым и уставшим от борьбы, что был готов махнуть рукой и уйти. Но потом он повернулся и увидел перед собой лицо магистра Мачузо, доброго и мягкого человека, который руководил наемными работниками в Санта-Мир-Абель. Время от времени монастырь делился с больными на поле провизией и кое-какими вещами, и Агронгерр неоднократно видел, как Мачузо запихивает в мешки что-нибудь сверх положенной меры.
— Мои молодые братья проводят слишком много дней, уткнувшись в старые книги, — с улыбкой произнес Мачузо, — а также слишком много часов стоят в коленопреклоненных позах с воздетыми руками и глазами, устремленными к небесам.
— Мы — братья ордена Абеля! — резким тоном напомнил ему магистр Бурэй.
— Которые больше узнают о мире, если почаще будут смотреть в глаза страдающих людей, — быстро ответил Мачузо. — Братья настолько поглощены своими ритуалами и собственной значимостью и исполнены такой решимости подняться над стадом, которое, по их словам, они призваны пасти, что не в состоянии увидеть удивительную возможность, открывшуюся нам сегодня.
— И кто ее открыл? Невежественная женщина? — бросил Бурэй.
— Лжепророчица, — подхватил Гленденхук.
— Но эта «невежественная женщина» вместе с братом Эвелином уничтожила на Аиде демона-дракона! — парировал Мачузо. — И она же сокрушила дух этого демона, вселившийся в отца-настоятеля Маркворта, в чем сам Маркворт признался на смертном одре магистру Фрэнсису. И теперь, отец-настоятель, она вновь указывает нам путь, — продолжал необычно возбужденный Мачузо, обращаясь непосредственно к Агронгерру. — Путь к Эвелину в духе и во плоти.
Агронгерр вновь подошел к двери. Бурэй тоже. Однако отец-настоятель так посмотрел на однорукого магистра, что тот попятился назад.
— Не делайте этого, — пытался остановить его Бурэй. — Вы навлекаете проклятие на всех нас.
— Я буду проклят, если не сделаю этого, — твердо ответил Агронгерр. — Магистр Мачузо, оповести всех братьев, — продолжал он. — Я никого не принуждаю силой, а предлагаю каждому сделать свой выбор. Все, кто захочет совершить паломничество, должны в течение часа собраться и быть готовыми к отъезду.
— Часа? — переспросил Гленденхук, которому сама мысль о том, что несколько сотен братьев сумеют за столь короткий срок подготовить и нагрузить повозки, показалась чудовищно нелепой.
— Будет исполнено, — с поклоном ответил Мачузо. — Сомневаюсь, что кто-то решит остаться.
— А если это все-таки ложная надежда? — в последний раз спросил Бурэй.
— Тогда лучше умереть, пытаясь убедиться в этом, чем отсиживаться здесь, — сказал отец-настоятель Агронгерр, почти вплотную приблизив свое лицо к лицу Бурэя.
Агронгерр распахнул дверь в хранилище самоцветов, где лежало более тысячи камней.
ГЛАВА 43 ЗАВЕТ ЭВЕЛИНА
Когда в конце лета Джилсепони вернулась в Барбакан, она убедилась, что в Вангарде услышали ее призыв. Едва ли не все жители этой самой северной провинции Хонсе-Бира, ведомые братом Делманом и настоятелем Хейни, отправились в паломничество.
Увидев сотни вангардцев, поднимающихся по склону, Джилсепони устремилась к ним. Ей не терпелось увидеть Делмана, а также настоятеля Браумина, который стал теперь своеобразным хранителем плато Эвелина и проводником для всех, кто пришел исполниться завета.
Вначале на краю священного склона она разыскала Делмана и крепко обняла его. Затем, с трудом пробираясь между толпой паломников, Джилсепони направилась на самый верх, к руке Эвелина. Неожиданно она заметила в толпе два знакомых лица.
— Андаканавар! — радостно воскликнула она. — Лиам О’Блайт!
Могучий рейнджер обернулся на зов, и лицо его засияло. К удивлению Джилсепони, какой-то веснушчатый рыжеволосый человек тоже заулыбался ей в ответ.
— Разве мы знакомы, прекрасная женщина? — спросил рыжеволосый.
Джилсепони удивленно взглянула на него, подходя к рейнджеру и к человеку, который некогда представился ей как Лиам.
— Думаю, что незнакомы, — учтиво ответила она рыжеволосому.
— Тогда откуда же ты знаешь мое имя? — удивился он.
Джилсепони пристально взглянула на него, затем перевела взгляд на спутника Андаканавара, который покраснел.
— Значит, Лиам О’Блайт — это ты? — спросила она рыжеволосого.
— А разве кто-то говорил тебе, что меня зовут по-иному? — удивился тот.
— Про тебя я ничего не знала, но некто украл твое доброе имя, — сказала Джилсепони, не сводя глаз со спутника Андаканавара.
— Ну, тогда ты попала в нешуточную беду! — громко засмеялся Лиам О’Блайт, тыча пальцем в сторону своего друга.
— Я предпочел путешествовать под чужим именем, — признался разоблаченный лжец. — В противном случае я мог бы навлечь на себя неприятности.
— Уж не являешься ли ты каким-нибудь знаменитым грабителем? — спросила Джилсепони, скрестив на груди руки. — Или ты лишь похищаешь у других людей имена?
— Он принц, — ответил за Мидалиса Лиам. — Брат короля и правитель Вангарда.
