— Маркус, Аарон (см. статью эмоции).
— неполноценность, недочеловек, в нацистском словаре общее обозначение представителей народов, не принадлежащих к высшей расе.
Чтобы получить разрешение на брак (см. статью брак, разрешение на брак) с избранницей своего сердца, каждый член СС должен был представить надежные доказательства того, что в жилах невесты не течет кровь какой-нибудь неполноценной расы. Найгель показал Вассерману циркуляр, предписывающий строго соблюдать все указания в отношении данного вопроса. Генетический фонд арийцев не должен был смешиваться с наследственным материалом недочеловеков. В документе, разосланном во все части СС, цитировались отрывки из брошюры «Неполноценный человек» (изд-во «Нордланд», Германия), в которой, среди прочего, было сказано: «Биологическая форма неполноценного человека подобна строению естественного, нормального человека: у него имеются руки и ноги, глаза и рот и нечто напоминающее мозг. Однако, несмотря на то что черты его на удивление похожи на человеческие, он — ужасное создание, чуждое и далеко отстоящее от подлинного человека. Ни в коем случае нельзя забывать, что не каждый, подобный человеческому созданию, непременно таков».
— брак, разрешение на брак, документ, без которого член СС не мог жениться на избраннице своего сердца.
Необходимость такого разрешения провозглашалась «Законом о браке для членов СС», гласившим, в частности: «В соответствии с национально-социалистическим мировоззрением и сознавая, что будущее нашего народа зависит от строгого селекционного отбора и сохранения расово чистой и наследственно здоровой крови, я ввожу для всех неженатых членов СС начиная с 1 января 1932 года процедуру получения официального разрешения на брак. Г. Гиммлер, рейхсфюррер СС». Рейхсфюрер собственной персоной и являлся той инстанцией, которая была правомочна выдавать такие разрешения. Найгель, рассказывая Вассерману о своей женитьбе, отметил, что «на наше счастье, мы поженились до опубликования закона». Счастье в данном случае состояло в том, что продолжительное бесплодие Кристины не отразилось на продвижении Найгеля по служебной лестнице, как это могло бы случиться, если бы брак был заключен после первого января 1932 года. Вассерман не понял почему. Найгель объяснил ему, что получение разрешения на брак среди прочего было обусловлено заключением врача, специалиста по тонкостям расовой теории, который должен был тщательно обследовать невесту и вынести свое авторитетное мнение в отношении ее здоровья и телосложения, то есть пригодности к производству полноценного потомства для Рейха. К прошению о разрешении на брак следовало приложить фотографию кандидатки в обнаженном виде или в купальном костюме. Вассерман с изумлением и печалью покачал головой. Найгель объяснил ему, что тревога специалистов касалась в основном одного пункта: предотвратить смешение с представительницами неполноценных рас (см. статью неполноценность, недочеловек), и еврей принялся потихоньку размышлять про себя: «Возможно, таков жребий людской, что кто видит в ближнем нечеловека, тем самым уже таит в себе изъян и сам становится таковым». Найгель, внезапно охваченный духом откровенности, поведал, что «в тридцать восьмом наше положение сделалось даже еще более… Ну… Еще более сложным, то есть достаточно деликатным. Поскольку в тот год в Германии был опубликован „Закон о разводе“, позволявший мужчине расторгнуть брак с женщиной, если та отказывается рожать детей или по природе своей бесплодна. И не только это: если женщине уже исполнилось сорок, то, несмотря на то что в молодости она рожала мужу сыновей и дочерей…
— По желанию души его, — пробормотал Вассерман.
…разрешается ему теперь, учитывая ее возрастное бесплодие, развестись с ней и жениться на молодой».
Вассерман разволновался:
— Рейх нуждается в детях, или как?
Найгель:
— Без сомнения! Любая немецкая женщина обязана рожать детей для фюрера и для Рейха. Можно сказать, что у Гиммлера это граничит с настоящим безумием. Он, кстати, оставил свою жену, свою Маргу, которая была на восемь лет старше его и после рождения их единственной дочери сделалась бесплодной. Я ее знал. Муж перебрался жить к любовнице, а Марга отправила ему письмо с поздравлениями по этому поводу. Представь себе! Она писала: «Дай Бог, чтобы Хедвиг подарила тебе детей!» Что ты скажешь о таком великодушии, Вассерман? У вас могли бы прозвучать такие речи?
Вассерман оставляет вопрос без ответа.
— И что же вы сделали, то есть ты и твоя жена, когда была опубликована эта поправка о разводе?
Найгель голосом, пытающимся как будто умалить значение произносимых им слов:
— Кристина моя, разумеется, тотчас предложила развестись. Она не хотела лишить меня возможности продвижения. — И после минутного молчания: — И самое странное, Вассерман, что очень скоро, спустя несколько месяцев, уже была моя Кристина, Тина моя, беременна. Все уладилось. Все! Карл родился за полтора месяца до начала войны, в июле тысяча девятьсот тридцать девятого, а Лизелотта два года назад.
Вассерман:
— Не иначе как счастливое разрешение ваших горестей произошло оттого, что супруга твоя растрогала и умилила твое сердце.
Найгель хочет отмахнуться от этого сентиментального предположения: обычные его, Вассермана, выдумки — квач мит зосе! — чепуха на постном масле! — но почему-то удерживается. Идея забавляет его, похоже, что она доставляет ему удовольствие. Воцаряется тишина. Наконец Вассерман произносит в голос:
— Послушай, герр Найгель, однажды, много лет назад это случилось, пошла моя жена на званый вечер, роскошный такой бал к Залмансону, о котором, как мне кажется, ты уже слышал. И там этот злодей, Залмансон, затолкал ее в чулан, где были свалены пальто гостей, и… Ну, и поцеловал в губы…
Найгель смотрит на Вассермана, вначале с недоумением, а затем, потихоньку, потихоньку, проникается значением сказанного и пытается найти место чудовищному намеку в своем потрясенном сознании. Возможно, важны тут были не сами слова, но факт, что Вассерман решился сказать ему об этом. Он понял.
Вассерман (мне):
— Не знаю, Шлеймеле, какой дьявол вселился в меня, что я доложил ему об этом! Один Бог ведает. Возможно, потому, что сын лавочника я и хорошо запомнил отцовское наставление: не дай Бог ему, человеку, получить товар задаром, без денег… Да, принужден был заплатить ему дорогой ценой, самой великой моей тайной, за ту откровенность, что выказал мне относительно супруги своей и их несокрушимой любви. Фу, Аншел! Опасным болтуном сделался на старости лет!
