привычные рамки. Даже я не понимаю её… и боюсь.
Она закурила. По всей видимости, эта история тронула её до глубины души, и ей хотелось продолжения.
— Так ты любишь эту девочку? — спросила Марго.
Я уловил в её голосе скрытую зависть — некое подспудное желание испытать хотя бы толику тех чувств, которые я обрушил на Таню. Ей так хотелось попробовать себя в этой роли.
— Я думаю, что любви нет, — сухо ответил я. — То что мы называем любовью — это всего лишь форма зависимости от чувственных переживаний, которые мы пытаемся повторить вновь и вновь, причём с разными людьми. Мы ошибочно полагаем, что любовь приносит нам счастье, но это не так… Только свобода делает человека счастливым, и впервые за долгую жизнь я был по-настоящему счастлив.
Я улыбнулся с лёгкой грустинкой и развёл руки в стороны — вуаля! Она, наверно, подумала, что я решил её обнять, и доверчиво прижалась ко мне — я погладил её по головке и продолжил монотонным голосом:
— Но в какой-то момент я посчитал, что свобода необходима только мужчине, а женщине вполне достаточно преданности. Я забыл о том, что идеальной может быть только та система, которая находится в равновесии. Я нарушил баланс, и это привело к катастрофе.
— В каком смысле?
— Я почувствовал ревность — побочный эффект страсти. И это уже не бабочки порхают в животе, а хищные пираньи рвут тебя изнутри, кромсают твою плоть и душу. Меня уже не устраивали свободные отношения, поэтому мне хотелось её поработить, пускай даже ценой собственной свободы. Я начал затягивать её в любовную ловушку: просто трахаться уже было неинтересно. В какой-то момент мне почудилось, что она окончательно увязла в паутинке болтуна, но я жестоко ошибался. Я думал, что играю с ней, но через некоторое время выяснилось, что я играю с собственным разумом и что эта игра стала важнее наших отношений. Я могу биться об заклад, что мы никогда не будем вместе, но то, что случилось между нами, случилось не зря. Либо кто-то умрёт, либо что-то родится. Значимость событий определяется масштабом последствий.
Я помолчал и продолжил:
— Я уже никогда её не найду — ни в прошлом, ни в будущем. Я потерял её ещё в июле. Я расскажу, Марго, на что способны мужчины… Нет, не ради любви — ради гордыни, тщеславия, похоти. Я расскажу тебе всё, и ты поймешь, какое я дерьмо конченное.
— О-о-о, я даже в этом не сомневалась, — с ухмылкой заметила Марго.
— В конце июня мы гуляли по городу. Вечер был жаркий и удушливый. Я предложил ей, слегка позёвывая: «Давай будем вместе. Только ты и я. Никаких посторонних адюльтеров. Мне надоели ни к чему не обязывающие отношения». — «У тебя что, раздвоение личности? На сколько я помню, в августе ты сваливаешь к жене, и, честно говоря, я уже с этим смирилась», — парировала она, но я ловко вывернулся: «Билеты можно сдать, а вообще-то я собираюсь вернуться. С Еленой Сергеевной у меня всё кончено. Мне нужна только ты, фейгала моя». — «А зачем тогда ехать?» — «Чтобы расставить все точки, мне понадобится две недели, и я вернусь к тебе на крыльях любви». — «А что нельзя расставить их по телефону?» — с наивным выражением лица спросила она, а я ответил, состроив многозначительную мину: «Нельзя. Потому что это негуманно».
— Какие же вы поддонки! — кипела от возмущения Марго. — От слабости врёте. Пытаетесь казаться крутыми, а на самом деле вы просто жопаголовые страусы.
Она смотрела на меня с презрением, но мне было на это плевать.
— В итоге она согласилась на мои условия, и тут же с ней поздоровался проходящий мимо молодой человек приятной наружности. Она небрежно кивнула ему в ответ, а я боковым зрением увидел, как его холёное лицо исказила этакая ухмылка Яго. «Кто это?» — спросил я. — «Один мальчик, — ответила она. — Ой, не смотри на меня такими глазами! У нас ничего не было. Мы даже не целовались. Это был телефонный флирт». — «Что это значит?» — «Я просто дала ему свой номер… Он звонил несколько раз, и мы трещали с ним о всяких пустяках». И тогда я подумал: «Окажись этот придурок чуточку умнее, тоньше, окажись он хотя бы отчасти мной, и всё могло сложиться по-другому. Он просто не смог вытянуть её из телефонной трубки в постель. Мне бы это точно удалось. А где гарантия, что она завтра не встретит такого же, как я? А может, встретила? И этот пройдоха, этот дамский угодник, этот щёголь уведёт мою маленькую девочку или просто трахнет её. Нет, я не мог этого позволить. Так начиналась новая игра.
— Отвечаю! Это обыкновенный мужской деспотизм!
— Так вот, я поставил перед ней ультиматум: «Если ты хочешь быть со мной, то должна играть по моим правилам. В противном случае у тебя будут большие проблемы». — «Какие, солнце моё?» — доверчиво спросила она, совершенно не понимая с каким чудовищем связалась. — «Если ты ещё хоть раз кому-нибудь дашь номер телефона, я сломаю тебе палец». — «Я согласна», — не раздумывая, ответила она, но я продолжал обкладывать её флажками: «Но если я узнаю, что ты с кем-то путаешься, я сломаю тебе позвоночник, и остаток жизни ты проведешь в инвалидном кресле». — «Согласна и с этим. Но если ты меня обманешь, я сломаю твою жизнь и превращу её в ад», — спокойно парировала она с самой милой улыбкой на свете.
— Так и сказала?
— Именно так…
По козырьку барабанил дождь. Я налил в гранёный стакан кипятку, бросил туда пакетик и долго смотрел, как растворяется краска и вытекает из него наружу. Щёлкали стрелки настенных часов. В углу завывал холодильник. Я даже слышал, как скрипят половицы у Петровича на кухне. Весь этот дом сверху донизу, весь этот город вдоль и поперёк — весь этот мир наполнился страхом.
И вдруг я увидел на внутренней поверхности век (буквально на секунду), как в сырую могилу опускают гроб. Он не тонет — он плывёт, потому что могила совершенно заполнена водой. Плоские серые фигурки скорбящих, мутная пелена дождя, покосившиеся кресты и памятники — я поднимаю веки и вижу перед собой девушку с выразительными сарацинскими глазами и мангровой копной дредов. Я
