На хуторе Арлагуле ждали прихода трактора. Позднее, когда набушевавшийся вволю ураган пошел на убыль, хуторяне собрались на выгоне, за перевернутой бурей старой пикулинской ветряной мельницей. До одури накурившись крепкого листового табаку, приправленного для аромата донником, мужики, усевшись в кружки, нехотя болтали о том о сем, невесело посмеивались над
прибаутками бобыля Климушки и, напрягая слух, прислушивались, не зарокочет ли в потонувшей во мгле степи долгожданный трактор.
Мирон Викулыч обливался потом. Это бывало с ним только в минуты большого душевного и нервного напряжения. Он несколько раз уходил от хутора в степь за далекий курган, туда, на крутой изгиб скотопрогонного тракта, и приглядывался к неуютной в такую непогожую пору пустынной степи. Нервно покусывая растрепанную ветром бороду, Мирон Викулыч мысленно ругал теперь себя на чем свет стоит за свою нераспорядительность и непростительную оплошность… Как же это он, старый дурак, не догадался послать утром навстречу трактору двух-трех бойких всадников? Это надо было сделать еще и потому, что Роман и Фешка, по словам прискакавшего из райцентра Аблая, видимо, задержатся там еще на день, а трактор поведет на хутор Линка.
— Подумать только — одна! И в такой-то ураган. И в такую-то непогодь. Ах, господи…— сокрушенно вздыхая, бормотал Мирон Викулыч.
Но не только вечером, даже и позднее, в глухую, темную — глаз выколи! — полночь Мирон Викулыч несколько раз выходил один на пустынный тракт за хутор и все прислушивался, все приглядывался к кромешной мгле, не находя себе покоя и места.
Было уже далеко за полночь, когда, возвращаясь из степи к хутору, Мирон Викулыч вдруг услышал приглушенный дробный стук копыт. Конский топот то замирал, то снова всплывал и рассыпался над степью. Насторожившись, Мирон Викулыч угадал по дробным и частым ударам конских копыт, что всадников было несколько. Затем, прислушавшись к обрывкам неясных, случайно долетевших до него приглушенных фраз, он понял, что один из всадников был казах.
Весь похолодев, Мирон Викулыч затаил дыхание, но не мог уловить ни слова. Скоро конский топот заглох в ночи, и в степи снова стало тихо, как в могиле.
Так и не разгадал Мирон Викулыч, кто же были эти гарцующие в такую пору в ночной степи всадники. Но предчувствие чего-то недоброго не обманывало старика. Он это знал по опыту долгой жизни. Вот почему он. бросился со всех ног назад к хутору, к мужикам, балагурившим около перевернутой ураганом мельницы.
— Что такое, дядя Мирон? — с тревогой спросил Егор Клюшкин, заметив волнение старика.
— Караулить надо, ребята, вот что,— взволнованно проговорил Мирон Викулыч.
— Как караулить? Кого караулить? — перебивая друг друга, спрашивали мужики.
— Как бы беды не было, мужики… Ночь-то эвон какая. Кромешная тьма. Глухомань. А ведь девчонка-то у нас, как на беду, там одна…
— Как одна? А Роман? А Фешка? — послышались возгласы молодых и старых артельщиков.
— А вот так — одна и одна. Аблай давеча сказал: одна, дескать, Линка на тракторе едет. Романа-то с Феш-кой в райцентре задержали. Вот они и додумались проводить ее одну в такую бедовую пору на тракторе!
— Одну?
— Вот то-то и оно, что одну…— говорил со вздохом Мирон Викулыч.— А мне, старому дураку, и невдомек было утром послать ей навстречу вершных. Как бы греху не быть, мужики. Как бы вместо нас ее еще кто среди пути-дороги в эту глухую матушку-полночь не встретил. А то вон я сейчас слышал в степи конский топот. Верховые какие-то окрест дороги гарцуют. Не к добру это все, мужики. Не к добру. Так я располагаю. Да и сон к тому же вчерася я неладный видел…
Кто-то тотчас же предложил:
— Пасть на вершну кому-нибудь из ребят да во весь мах в степь — ей навстречу…
— Факт. Обыкновенное дело — навстречу! — подхватил Нашатырь. Но он тут же вспомнил, что в колхозном деннике ночуют всего три лошади, и в числе их его кобыла. Могут погнать и невесть куда в ночную пору. Вспомнил и тут же протестующе замахал руками:
— Нет, пожалуй, не надо. Не надо шуму зря поднимать. Девка-то ведь она у нас боевая. Факт. Доедет.
Мужики заспорили.
Кенка и Ералла, пошептавшись, незаметно отбились от толпы заспоривших мужиков и куда-то исчезли.
Фары разбрасывали на дорогу конусы желтого света. Дорожная колея, неярко озаренная этим светом, стремительно плыла из мглы навстречу.
После получасовой остановки на одиноком отрубе трактор шел удивительно легко, послушно. Единственно, что волновало и раздражало Линку,— это чрезмерный перегрев двигателя: в радиаторе оставалось мало воды, а
наполнить его теперь было невозможно — тридцативерстный перегон между отрубом и хутором был безозерным. Линка вспомнила о придорожной пастушьей юрте, что стояла на половине пути между хутором и отрубом, и вслух подбодрила себя:
— Ну, до юрты с грехом пополам дотяну. А там, надо думать, вода найдется. И будет порядок!
Линка вначале как будто даже и не замечала ни кромешной мглы, ни своего одиночества. Но вот, приглядевшись к ночи, она насторожилась. Там, вдали, неожиданно вспыхнул, погас и тотчас же снова вспыхнул далекий призрачный огонек, и Линка, вся встрепенувшись, инстинктивно стиснула руль. Огонек медленно разрастался, двоился, мерк, поднимался, падал и вновь поднимался. Было что-то необъяснимо-жуткое в этом призрачно-зловещем мерцании то вспыхивающего, то так же внезапно исчезающего во мгле огонька, похожего на зеленоватый зрачок притаившегося где-то поблизости зверя.
Линка не отрываясь смотрела на этот огонек возбужденно горящими, слезящимися от напряжения глазами. Почему-то вспомнились ей в эту минуту три бабы с отруба. Они стояли у выгона, скрестив на груди руки, и с удивлением, близким к испугу, рассматривали диковинную машину и ее водителя.
— Подумать только, какая она храбрая! — воскликнула одна из баб по адресу Линки.
— И не говори, в такую-то ночь — одна! — подтвердила другая баба.
«А ведь я и в самом деле одна!» — с тревогой подумала Линка. Но она тут же забыла и о бабах и о своем одиночестве, вспомнив о последней, такой светлой, такой всепрощающей улыбке Романа.
— Дорогой мой, хороший, неповторимый мой! — вслух проговорила Линка, ощутив прилив такой бурной нежности к Роману, что у нее как будто остановилось сердце, и от горячих потоков света, хлынувших в окры-ленно-встрепенувшуюся ее душу, она почувствовала себя такой счастливой, какой никогда не была и какой уже — это она знала точно — никогда впредь не будет!
Все крепче и крепче сжимая в руках рулевое управление, она продолжала пытливо всматриваться вперед. Но огонька, похожего на волчий зрачок, только что промер-цавшего в ночи, уже не было.
Линка ревниво прислушалась к напряженному биению тракторного мотора и подумала, что по приезде на хутор надо хорошенько осмотреть машину. С затаенной радостью представляла она, как выйдет утром, поднимет капот и по-хозяйски строго станет осматривать мотор, а потом и ходовую часть трактора. Мужики и ребята увидят наконец, какая она боевая, увидят и поймут, что она вовсе не чужой им человек в коллективе.
