Саймону раньше приходилось бывать в трущобах возле космопортов. Он видел, как обитатели истерзанных войною миров, собравшись с последними силами, пытаются отстроить все заново. Но таких несчастных детей и таких жутких жилищ он не мог себе представить. Сжав кулаки, он думал о том, в какой бездонный экономический кризис всего за несколько лет рухнул весь Джефферсон.
День подходил к концу. В окнах зажглись тусклые лампочки, но на улицах не горело ни одного фонаря. Все они уже давно были разбиты праздно шатающимися подростками, срывавшими недовольство судьбой на их стеклах, не способных дать сдачи. Безработные бессмысленно бродили по улицам, как сухие листья, кружащиеся в водоворотах медленной реки. Некоторые из них уже отчаялись до такой степени, что с вызывающим видом собирались на перекрестках, обмениваясь жалобами и непонятно кому адресованными угрозами, исполнить которые им все равно никогда не хватило бы духу.
Но Саймон как раз и прибыл в Мэдисон, чтобы их воодушевить.
Всю предыдущую неделю он только этим и занимался, а сегодня вечером надеялся вкусить результаты своего труда.
Проводником Саймона была маленькая немолодая женщина. Она сказала, что ее зовут просто Мария. Она сутулилась и выглядела, как человек, потерявший всякую надежду на лучшую жизнь. С момента встречи с Саймоном в условленном месте Мария не проронила почти ни слова. Она была тощая, как старая рабочая кляча, и наверняка выглядела гораздо старше своего возраста.
Раздраженно разглагольствовавшие на перекрестках люди смотрели на Саймона с неприкрытой неприязнью, но Мария молча кивала им, и они опускали глаза. Лишь присутствие этой маленькой женщины спасало Саймона от драки с этими людьми, не понимающими, зачем чужак вторгся в их грязный квартал, унаследованный ими от того, что некогда было прекрасной планетой. Одного Саймона наверняка давно бы ограбили и убили. Спасти его было бы некому. Даже пэгэбэшники осмеливались появляться в этом районе лишь вооруженными до зубов и в количестве не менее десяти человек.
Проходя мимо баров, Саймон вдыхал сивушные пары и слышал грубый унылый хохот отчаявшихся людей, которым в жизни остается только напиться. Несколько раз он даже перешагивал через тела мертвецки пьяных мужчин, заснувших у входа в питейные заведения.
Примерно через час ходьбы они с Марией завернули за угол и наткнулись на девочку-подростка с уже довольно развитой грудью, которая о чем-то шепталась с ужасающе тощим, но очень высоким субъектом.
Мария замедлила шаг и так посмотрела на девочку, что та лишь что-то пискнула и опрометью бросилась прочь.
Тощий мужчина выругался и с угрожающим видом повернулся к Марии:
— Ах ты сука! Да я же ей уже заплатил!
— Ну и дурак! Проституткам надо платить не до, а после… И вообще, убирайся с моей улицы, а то я тебе глаза повыцарапаю! И не смей здесь больше показываться! ‘
Несколько мгновений Саймон готовился к драке. Он уперся в землю ногами и широко расправил плечи, но тощий верзила смерил его взглядом и, решив не связываться с ним даже из-за денег, свернул в ближайший темный переулок, ругаясь под нос на чем свет стоит.
Мария запрокинула голову и взглянула на Саймона из-под полуприкрытых век.
— Да он бы тебя убил! — обронила она.
— Еще неизвестно, кто кого, — ответил Саймон.
— Ну да, наверное, — через мгновение согласилась Мария, в свою очередь смерив Саймона оценивающим взглядом. — Ну пошли. Уже совсем рядом.
Она провела Саймона вдоль по улице в ту сторону, куда убежала девочка. Наконец она распахнула дверь между заколоченным бакалейным магазином и странным заведением, сочетавшим в себе функции прачечной самообслуживания и игорного дома; Из него раздавался гул стиральных машин, а возле окон неряшливые женщины со злыми лицами и неопрятного вида мужчины резались в карты и кости.
Войдя в дверь, Саймон оказался на узкой лестнице. На втором этаже была только одна дверь над прачечной. Возможно — кладовка. Поднявшись вслед за Марией на третий этаж, Саймон оказался в длинном коридоре с множеством обшарпанных дверей. Мария зашла в третью дверь от конца коридора. Оказавшись внутри, Саймон обнаружил там девочку с улицы, которая, увидев его, снова залилась краской.
— Чего стоишь? Готовь ужин! — прикрикнула на девочку Мария.
Та закатила глаза и исчезла на кухне.
Саймон не знал что и сказать. Мария тоже молчала и даже закрыла глаза, но Саймон все равно успел заметить, как в них блеснули слезы.
Немного успокоившись, Мария взглянула в грустные глаза Саймона:
— Она совсем неплохая девочка… Просто… Просто мы уже дошли до ручки… Но ведь я же прогнала этого мерзавца… — У Марии явно подступил к горлу комок.
— Я все понимаю, — сказал Саймон. — У меня у самого — дочь. Лишь на пару лет старше.
— Значит, ты действительно знаешь, каково это — растить дочерей! — Мария сокрушенно покачала головой и вздохнула.
Отогнав печальные мысли, она деловито заявила:
— Нам придется немного подождать. Если хочешь пить, могу предложить воду. Больше у нас ничего нет… А если хочешь присесть, бери стул. Только осторожно. Они почти все ломаные… Я сейчас!
Усевшись, Саймон стал изучать комнату с информационным экраном правительственного образца и парой выцветших репродукций на стенах. Репродукции изображали картины религиозного содержания, а информационный экран явно был выдан местным отделением ДЖАБ’ы, заботящимся о пропаганде идей своей партии среди народных масс. Мебель здесь стояла разношерстная, дешевая и неоднократно ремонтировавшаяся, но комната была хорошо прибрана, а полы — недавно помыты. В отличие от своих соседей Мария еще не до конца опустилась.
Саймон с уважением подумал о ней. Эта женщина удерживала себя и своих детей от полного падения лишь своей силой воли. Увидев, как ее малолетняя дочь торгует своим телом на улице, она, конечно, получила сильный удар, особенно болезненный оттого, что этот позор произошел на глазах приглашенного к ним в дом незнакомца. Вскоре Мария вернулась с кухни, где эта самая дочь деловито хлопала дверцами шкафов и стучала посудой, изображая бурную деятельность в надежде умилостивить разъяренную мать.
— У нас нет льда, — сказала Мария, протягивая Саймону стакан, — но кувшин с водой стоял в холодильнике.
Саймон кивком поблагодарил Марию и отпил глоток воды. Затянувшееся молчание уже грозило Стать неловким, но тут в дверь особым образом постучали. Мария взглянула на Саймона, который поднялся со стула и встал так, чтобы его было не видно из прихожей.
— Заходите, — сказала кому-то Мария. — У нас мало времени…
Внезапно она охнула. Саймон шагнул вперед и увидел, что побледневшая женщина не сводит глаз с одного из вошедших мужчин.
— Ты жив! — вскрикнула она, задыхаясь и держась за сердце.
Молодой человек, на которого глядела Мария, бросился к ней:
