умиротворяющего покоя.
Лишь под самое утро он забылся глубоким спокойным сном. Ему приснилось, что он стоял в огромном пустом храме. Его сырые стены у самой земли были покрыты черно-зеленым мхом. Высокий, серый свод его терялся где-то в сумерках. На широком подоконнике, через который пробивался тусклый свет пасмурного дня, стояла деревянная плошка с перламутровой, как жемчуг, жидкостью. Он взял ее обеими руками, и пил, пил ее кисло-сладкое содержимое, ощущая во рту долгую, переливающуюся всеми оттенками вкусов сладость. Когда плошка опустела, где-то вдалеке звякнул колокол. И в ту же секунду из его глаз, будто прямо из души, хлынули слезы.
Крещение
Он проснулся засветло, выглянул в окно. Кто-то из монахов мерно бил в колокол у храма. «Спал всего ничего, а выспался как никогда!» – мелькнуло в голове.
Том посмотрел на Монгола: «Пусть спит». Одевшись, спустился в корпус, умылся и поспешил в храм.
Всю службу он ждал, когда же его крестят, когда же его позовут, и даже решил, что о нем забыли.
Наконец, уже после проповеди, когда немногие присутствующие разошлись, отец Никита махнул ему рукой, и они пошли в нижний храм. За ним двинулись Монгол и отец Леонид. Они о чем-то разговаривали, негромко смеялись, даже спорили.
– А мне Париж Прагу напоминает. – Донеслись до Тома слова монаха. – А знаешь, почему? Потому что я ни там, ни там не был.
– Отец Никита! – Монгол догнал их, почтительно склоняясь над монахом. – Отец Леонид говорит, что лучший на свете город – это Москва. А я ему говорю, что Питер. А вы бы где хотели жить?
– А мне все равно, детка, – беззубо улыбнулся старец. – Где-то около церкви.
Они отперли нижний храм, отец Леонид открыл подпол и зажег три свечи. Отец Никита, размахивая кадилом, ходил вокруг черного зева родника. Том разделся, повернулся лицом к алтарю, монотонно повторяя требуемые слова. Наконец обряд подошел к концу.
– Пошел! – шепнул отец Леонид, и тихонько подтолкнул его к бурлящему квадрату купели.
– Крещается раб Божий…
– Егор!
– Георгий, во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь! – читал отец Никита, а Егор, судорожно крестясь, раз за разом опускался в ледяную купель алтаря. От холода у него перехватило дыхание. Он выскочил из воды и, хватая, как рыба, воздух, наскоро вытерся.
Отец Никита помазал его елеем, достал ножницы, усмехнулся.
– А тут стричь нечего. Но до свадьбы отрастет. А свадьба скоро! – Он подмигнул Егору, и лицо его осветилось. – Ангелы летать будут, и на вас сверху глядеть.
Отец Леонид уже стоял с чашей.
– Причащается раб Божий…
– Егор!
– Георгий, во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Аминь! Чашу, чашу целуй!
Том поцеловал Чашу, скрещенной рукой нащупал на груди незнакомый, непривычный, маленький алюминиевый крестик, краем глаза увидел, как с немым восхищением смотрит на него Монгол.
…После службы обедали в трапезной.
– Что, будешь хорошим христианином, или как все? – спросил отец Леонид.
– А ты ему ответь: самым плохим, даже хуже тебя, отче, – пробасил отец Леонтий.
– Хуже меня! Пусть попробует! – нахмурился отец Леонид.
Монахи засмеялись, снова застучали ложками.
– Мне сегодня после службы одна бабушка говорит: сейчас плохо, а вот при Сталине порядок был. – Отец Леонид посерьезнел. – А я наклонился, и говорю ей на ухо: у нас есть один батюшка. Он служит чином воскрешения мертвых. Могу лично для вас устроить, и Сталина воскресить.
– И что? – спросил кто-то.
– Да что… – монах вздохнул, выдержал паузу. – Нет, говорит, – пусть лежит себе спокойно. Скромные у нас люди…
Все снова засмеялись.
– Что, брате Георгие, нашего полку прибыло?! – улыбнулся Михаил.
– Мы завтра двинем. Пора и честь знать, – ответил Том.
– Да! Спасибо за хлеб-соль, – отозвался Монгол. – Или, как ты там говорил… За сухари и воду. Мы сегодня еще побарабаним?
– Конечно. Сегодня будем учить переходы.
Целый день Том едва сдерживал себя, чтобы не балагурить, не шутить без устали. Изнутри рвалась, переполняя, стучала наружу непонятная и невыразимая радость жизни. Он чувствовал себя так, будто его иссохшая душа впервые в жизни напилась целебной родниковой воды… Казалось, что все, к чему бы он ни прикоснулся, сложится именно так, как нужно, как хорошо.
Отъезд
Они стояли у родника. Том наполнил водой две бутылки, отдал одну Монголу. Неподалеку, за воротами монастыря, Михаил заводил уже свой уазик.
Они тепло попрощались с братией. Монастырь казался Тому уже совсем родным. Лишь отец Никита после службы сразу куда-то пропал. Том непроизвольно вглядывался вглубь монастыря, надеясь, что перед отъездом еще раз увидит отца Никиту.
Подошел Михаил, сунул Тому несколько смятых бумажек.
– Больше не собрал, но на билеты должно хватить.
– Нам не нужно. Так доберемся.
– Берите.
– Спасибо! – Том увидел, наконец, спускающуюся по лестнице знакомую сгорбленную фигуру. – Отец Никита, до свидания!
– Ну, с Богом, детки! – Старец посмотрел на Тома и будто просветлел лицом. – Бог благословит. Невесту не обижай.
– Какую еще невесту? – Том смутился, и почему-то покраснел.
– Свою, конечно! – беззубо заулыбался монах. – На Троицу, на Троицу венчаетесь. Храм зеленый! Весь в траве будет. Ангелы поют на небеси, – красота какая! Ну, помогай Бог!
– До свиданья! – Том поскорее отвернулся. Они сели в машину и понеслись в обратный путь по лесному серпантину.
– Все! Пропал человек! Отгулял свое! – захохотал Монгол, хлопнув Тома по плечу. – А ну выкладывай, кто невеста?
Но Том пожимал плечами, не зная, что и сказать.
– Ты не переживай за друга. Может, еще пронесет, – улыбнулся Миша.
– Ну так монах старый… Никита сказал.
– Мало ли. Он странный немного… Хотя и добрый. По ночам не спит, все по келье ходит. Шумит, сам с собой ругается.
– Э, нет. Он не простой, я сразу понял, – твердо сказал Монгол. – А как он этого паломника раскусил! Насквозь видит.
– Ярослава? – засмеялся Миша. – Да нет, просто отец Никита его уже встречал. Кажется, в Оптиной. Этот Ярослав вовсе не из Сибири. Так, по монастырям шляется и старушек сердобольных тремя шестерками стращает. Он отцу Марку помог в Симферополе, а тот, не разобравшись, его сюда и пустил, по доброте душевной… Эх, ладно. Как приедете, Лелику привет передавайте. Похоже, он там у вас прижился.
– Ага! – помрачнел Монгол. – Прижился. Только почему, – не говорит. Может, ты знаешь?
– А вы не знаете? – хмыкнул Миша. – Ну, если я расскажу, – он не обидится. Там была история, достойная Шекспира. Однажды харьковские анархисты украли из Макдоналдса большую куклу клоуна. А потом, отрезая от него по кусочку, высылали по почте, требуя от иностранной закусочной покинуть пределы Украины. Администрация заведения пожаловалась послу, тот
