сам видел, что я творю с его телом… Ты ведь спасешь нас?
— Как? — прохрипел старец.
— Ты — великий маг. Я всегда знала, что ты из великих. Маленькая, я гордилась тобой. Ученица Симона Пламенного… Это возвышало мою слабость, делало ее приемлемой. Ты плачешь? Не надо, я жива. Ты — моя надежда. Ты ведь вызволишь меня из камня?
Гордыня, читалось в глазах Симона. Я, великий. Я, могучий. Я спасу и вызволю. Что это, если не голос гордыни — обманщицы, погубившей Амброза Держидерево? Подбородок старца жалко трясся, словно Симон сдерживал рыдания.
— Как? — повторил он.
— Великие умеют заточать души в нефритовые зеркала. Краш рассказывал мне, — Инес назвала Циклопа подлинным, детским именем, и тихонько рассмеялась, — что он хотел пойти в ученики к такому, как ты. К великому. Даже если его душу заключат в нефрит… Смешно! — Краш хотел, и он на свободе, я не хотела, и я в камне… Ты умеешь помещать души в нефритовые зеркала? Скажи, что умеешь!
— Да, — кивнул Симон. — Умею.
— Значит, ты умеешь и освобождать их оттуда?
— Да.
— Ты освободишь меня?
— Нет.
Тучи пожрали лунный серп. Тьма сошла в пещеру на бархатных лапах. Ловя последние капли света, блеснули клыки-аметисты в пасти молчаливого стража. Впору было поверить, что дракон смеется, эхом вторя недавнему смеху Красотки — или хохоту своего далекого брата-дракона, облюбовавшего пещеру близ нагорья Су-Хейль. Бледней полотна, Симон чувствовал, что тоже вот-вот зайдется смехом безумца — стоя между двумя телами мужчин, мертвым и бесчувственным, и разговаривая с душой женщины, мертвой, но живой.
— Почему? — в темноте, в тишине спросила женщина.
— В нефрит заточают души врагов. Злейших врагов, тех, кого готов растерзать голыми руками. Учеников всего лишь пугают этим. Малыши боятся, думая, что нефрит — что-то вроде черного, страшного чулана. Старшие знают, что учитель шутит. Но если вчерашний ученик, в расцвете сил и мастерства, обратится к учителю с просьбой показать ему, как извлечь душу из человека и поместить в нефрит… Я обычно отказывал. Талел соглашался; и Максимилиан соглашался. Инес, тело без души живет меньше года. Это голем, чурбан, слизняк; он ходит под себя и воет ночами. Собаки поджимают хвосты, слыша этот вой. Душа без тела… Пока она в нефрите, она безответна. Задай вопрос — и услышишь тоненький визг. Только визг, больше ничего. Так визжит нефрит, если пилить его ювелирной «ниткой». Освободи душу, верни ее в тело — получишь безумца, визжащего день и ночь. Если Ушедшие ушли в камень, в нефрите душу поджидают искусные мучители. Прости, Инес. Око Митры — не нефрит. Я не знаю, как освободить тебя. А если бы и знал…
Симон встал на колени. Сухими, растрескавшимися губами он поцеловал Циклопа в лоб, в темно-багровый камень — быстро, словно клюнул в рану.
— Прости, — еще раз сказал он. — Я боюсь. Я не прощу себе, если ты завизжишь. Лучше умри, или сделай это тело своим. Ты ведь можешь?
— Дурной совет, — женским голосом ответил Циклоп.
И, садясь, повторил мужским:
— Дурной совет. Ты же видишь: она может, и боится этого хуже смерти. Эх, ты — великий, мудрый, могучий… Окажись ты в теле Инес, отрасти ей седую бороду, сделай руки костлявыми, научи мочиться стоя — как бы ты жил дальше? В доме, где ничего не напоминает о былом хозяине, а значит, напоминает всё?! Разве не возненавидел бы ты этот дом? А где ненависть, там и желание сжечь краденый приют дотла. Не пугайся, великий: она заснула, она не слышит…
По-прежнему стоя на коленях — силуэт во мраке — Симон Остихарос наклонился вперед. Ткнулся лбом в лоб Циклопа: плотью — в камень. Обхватил плечи сына Черной Вдовы и замер, едва шевеля губами. Дыхание старца жгло Циклопу лицо:
— Я бы променял тебя на нее. Лишь бы она жила…
— Я бы променял себя на нее, — ответил Циклоп. — Лишь бы… Но ты ведь знаешь: она не согласится так жить. Хочешь разжечь для нее второй погребальный костер? Даже для великого это слишком…
— Ей нет места в тебе.
— А мне нет места здесь. Ты уже все понял, да?
— Ты не пойдешь туда один.
— Я не один. И я пойду. Вдова звала; Вдова была права. Там все началось, там и закончится. Я не знаю, к беде или к добру; впрочем, чудовища всегда были добры ко мне. С людьми у меня получалось хуже.
— Ты не пойдешь туда один. Вы не пойдете туда вдвоем.
— Ты сошел с ума, старик.
— Пусть.
— Там ты гнил в цепях, с зашитым ртом!
— Зато сейчас я рассчитываю на райские чертоги…
— Куда это вы собрались? — с подозрением спросил Вульм.
И услышал:
— В Шаннуран.
5.
— Ты с нами?
Циклоп не гнал, не уговаривал. Он предлагал сивилле выбор. Отправиться в подземелья Шаннурана, место из страшных сказок; остаться в Тер-Тесете; уходить, куда глаза глядят…
— Госпожа Эльза! Я с вами.
Это судьба, поняла Эльза. Какая разница, что я решу, если Натан — моя тень? Огромная, могучая, любящая тень. А значит, за ним будет нужен глаз да глаз — с его-то бычьим норовом…
— Я жду, — напомнил сын Черной Вдовы.
— Вы ее не торопите, господин Циклоп! — вступился Натан.
Вид у изменника был жутковатый. Парня словно в кипяток окунули. Пунцовая кожа на щеках и ладонях глянцево лоснилась, словно панцирь вареного рака. Натан то и дело кривился от боли. «Светлая Иштар! — ужаснулась Эльза. — Я, небось, еще хуже!» Кожа обжигающе зудела. Казалось, по ней без конца бегают полчища муравьев. Сивилла рискнула прислушаться к своему чутью: куда идти? Увы, предчувствие, в котором она так нуждалась, молчало. Собака и крыса, ворон и кошка попрятались кто куда.
— Вы лучше вот что скажите, господин Циклоп, — упорствовал Натан. — Я вам еще нужен? Ну, это… Для опытов? Нужен, да?
Циклоп по привычке тронул лоб кончиками пальцев — и сморщился, отдернул руку.
— Пожалуй, нет, — сказал он. — Ну их, эти опыты. А что?
— Отпустите меня! Я ведь по-любому с госпожой Эльзой пойду. А у нас с вами уговор. Вы меня отпустите, раз я вам не нужен, и все по-честному будет.
— Каков нахал! — восхитился Циклоп.
И подумал, что это Натан затащил его, беспамятного, в пещеру. На своем горбу, небось. Больше некому. Увечный щенок из переулка; спаситель, тряпкой болтающийся на могучем плече… Выходит, квиты. Пусть будет по-честному.
— Иди, братец, на все четыре стороны! Отпускаю! Но запомни: теперь ты сам будешь о себе заботиться…
— Спасибо, господин Циклоп! — изменник просиял. — Вы не беспокойтесь, я позабочусь. А если госпожа Эльза с вами пойдет, так и я тоже! Я тогда и о
