Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 167
– Для того-то я вас и просил к себе, – заметил Ришельё, – ибо к вам одному имею доверенность.
Шико пощупал пульс больного и, немного подумав, отвечал:
– Г-н кардинал, через двадцать четыре часа вы или выздоровеете, или умрете.
– Благодарю, – прошептал Ришельё, – вот ответ, которого я желал. – И он сделал Шико знак, что хочет остаться один.
К вечеру лихорадка значительно усилилась и пришлось еще два раза сделать кровопускание. В полночь Ришельё пожелал причаститься. Когда священник приходской церкви Св. Евстафия вошел со Святыми Дарами и поставил их вместе с Распятием на стол, специально для того приготовленный, кардинал сказал:
– Вот Судия, который скоро будет меня судить. Молю Его от всего сердца осудить меня, если я когда-либо имел намерением что-нибудь другое, кроме блага религии и государства.
Больной причастился, а в 3 часа был соборован. Со смирением отрекаясь от гордости, бывшей опорой всей его жизни, он обратился к своему духовнику:
– Отец мой, говорите со мной, как с великим грешником, и обращайтесь со мной, как с самым последним из ваших прихожан.
Священник велел кардиналу прочитать «Отче наш» и «Верую», что тот исполнил с большим благоговением, целуя Распятие, которое держал в руках. Все думали, что он немедленно скончается, так безнадежно было его положение. Г-же д’Эгийон сделалось дурно, и она вынуждена была уехать к себе, где ей пустили кровь.
На другой день, 3 декабря, положение больного сделалось еще хуже, и, видя, что нет никакой надежды на выздоровление, врачи перестали давать лекарства. После 11 часов по городу разнесся слух о кончине кардинала, а в 4 часа пополудни король вторично приехал в кардинальский дворец и, к крайнему своему удивлению, быть может, и к неудовольствию, увидел, что больному сделалось немного лучше.
Некто Лефевр, врач из города Труа в Шампани, дал кардиналу проглотить пилюлю, которая так спасительно подействовала. Его величество оставался при больном около часа, изъявляя сильную печаль, и удалился не с такой радостью, как в первый раз.
Ночь кардинал провел спокойно, лихорадка уменьшилась, так что все думали уже о выздоровлении. Лекарство, принятое около 8 часов утра и значительно облегчившее состояние больного, еще более увеличило надежды приверженцев кардинала, но сам Ришельё не верил своему мнимому выздоровлению и около полудня отвечал пажу, присланному королевой узнать о его здоровье:
– Скажите ее величеству, что если она имеет причины на меня гневаться, то я умоляю ее во всем простить меня.
Едва паж вышел из комнаты, как кардинал почувствовал приближение смерти и, обратившись к г-же д’Эгийон, невнятно проговорил:
– Племянница, мне очень худо, я умираю и прошу вас, удалитесь. Ваша печаль терзает мое сердце, не присутствуйте при моей кончине…
Герцогиня хотела что-то сказать, но кардинал сделал столь умоляющий знак рукой, что она тотчас вышла. Едва она закрыла за собой дверь, как кардинал впал в беспамятство, уронил голову на подушку и перешел в вечность.
Так умер, на 58 году жизни, в своем дворце и почти на глазах короля, который ничему так во все продолжение своего царствования не радовался, как этой смерти, Жан Арман дю Плесси, кардинал Ришельё.
Как о всяком человеке, который держал в своих руках кормило правления, так и о кардинале Ришельё существует два суждения: суждение современников и суждение потомства. Скажем сначала о первом.
«Кардинал, – говорил Монтрезор, – имел много хороших и много дурных качеств. Он был умен, но ум его не превышал обыкновенного. Не будучи знатоком изящного, он безотчетно любил все хорошее и никогда не мог отличить достоинств в произведениях ума. Он всегда завидовал тем, кого видел в славе и почестях.
Он питал вражду ко всем великим людям, какого бы звания они ни были, и все, кто сталкивался с ним враждебно, должны были почувствовать силу его мщения. Люди, которых он не мог осудить на смерть, провели жизнь в изгнании.
В продолжение его правления беспрестанно составлялись заговоры против его жизни, в которых иногда участвовал и сам король, но кардинал всегда торжествовал над ненавистью своих врагов. Наконец, кардинал – на катафалке, оплакиваемый немногими, ненавидимый почти всеми и рассматриваемый толпой только зевак, которые теснятся во дворце его».
Перейдем теперь к рассмотрению суждений потомства. Кардинал Ришельё, живший почти на равном расстоянии во времени между Луи XI, целью которого было сокрушить феодализм, и Национальным конвентом, который уничтожил аристократию, имел, кажется, подобно им, свое кровавое назначение.
Могущество вельмож, ослабленное Луи XII и Франсуа I, совершенно пало при Ришельё, приготовив своим падением безмятежное, неограниченное и деспотическое царствование Луи XIV, который напрасно искал вельмож и находил только придворных. Постоянные смуты, тревожившие более двух столетий Францию, прекратились в правление Ришельё.
Гизы, которые простирали руку к скипетру Анри III, принцы Конде, занесшие ногу на первую ступень трона Анри IV, Гастон, примеривавший на своей голове корону Луи XIII, обратились почти в ничто при Ришельё. Все, что вступало в борьбу с железной волей кардинала, разбивалось как хрупкое стекло.
Однажды Луи XIII, уступая просьбам своей матери, обещал ревнивой и мстительной флорентинке лишить кардинала своей милости. Тогда собрался совет, членами которого были Марильяк, герцог де Гиз и маршал Бассомпьер; Марильяк предлагал убить Ришельё, герцог де Гиз – отправить в ссылку, Бассомпьер – заключить его в тюрьму, и каждый из них подвергся той участи, которую готовил кардиналу: Бассомпьер был посажен в Бастилию, герцог де Гиз – изгнан из Франции, Марильяк кончил жизнь на эшафоте, а сама королева Мария Медичи, которая хотела лишить его королевской милости, впала в немилость и умерла в Кельне в безвестности и нищете.
И что замечательно, всю эту борьбу кардинал выдержал не для себя, а для Франции, и враги, над которыми он торжествовал, были не только его врагами, но и врагами королевства.
Если Ришельё заставил короля вести жизнь скучную, несчастную и уединенную, если мало-помалу лишил его друзей, любимиц и семейства, то это было необходимо, для того чтобы эти друзья, любимицы и семейство не высасывали соки умирающего государства, которое, чтобы не погибнуть, имело нужду в его эгоизме, ибо не одну только внутреннюю борьбу вела Франция, к ней, по несчастью, присоединились еще и войны внешние.
Все эти вельможи, которых он истреблял, принцы крови, которых он изгонял, все эти незаконнорожденные дети королей, которых он заключил в тюрьмы, призывали во Францию иноплеменников, и те, спеша на призыв, вторгались с трех сторон в королевство: англичане через Гиень, испанцы через Руссильон, имперцы через Артуа.
Он прогнал англичан, отняв у них остров Ре и осадив Ла-Рошель, усмирил имперцев, отклонив Баварию от союза с ними, разорвав заговор их с Данией и посеяв раздоры в католической германской лиге, смирил Испанию, основав в ее тылу новое Португальское королевство, которое некогда Филипп II обратил в провинцию, а герцог Браганцский теперь сделал снова самостоятельным государством.
Ознакомительная версия. Доступно 34 страниц из 167
