– Вы сама-то себя слышите? И вы еще утверждаете, что в настоящее время занимаетесь тем, что излечиваете людей от психозов и разочарований? Ну что ж, я в последний раз спрашиваю вас: зачем вы послали мне эту фальшивую фотографию моего очень мимолетного и очень давнего бойфренда?
– Я хочу, чтобы вы подумали над тем, что один из пунктов в нашем договоре с жизнью, который звучит как: «То, что живет, однажды непременно должно умереть», может – в отдельных, редких случаях – быть видоизменен.
Все голоса, звучавшие в этот момент в кафе «Санторини», – сплетни, шутки, смех, болтовня, флирт, жалобы – слились для меня в единый шум водопада.
– Доктор Фенби, – спросила Холли, – вы не сайентолог?
И я, стараясь не улыбаться, ответила:
– Те, кто верит в Л. Рона Хаббарда и галактического императора Ксену, считают, что психиатрам самое место в сортире.
– Бессмертие… – она понизила голос, – …ведь бессмертие… Черт побери! Но ведь бессмертия на самом деле не существует!
– Но атемпоральное, то есть вневременное, состояние при определенных условиях и соблюдении определенных правил вполне может быть достигнуто. Так что «бессмертные» существуют на самом деле.
Холли огляделась; она даже назад обернулась.
– Но это же просто безумие!
– Между прочим, и вас после выхода «Радиолюдей» многие называли безумной.
– Если бы я могла отменить сам акт написания этой проклятой книги, я бы непременно это сделала! Во всяком случае, никаких голосов я больше уже не слышу. С тех пор как умер Криспин. Хотя уж это-то вас, черт побери, совершенно точно не касается!
– Предвидения появляются и исчезают, – я мизинцем собрала рассыпавшиеся по столу кристаллики сахарного песка, – причем совершенно загадочным образом, как аллергия или бородавки.
– Самая большая загадка для меня – это почему я до сих пор сижу здесь и вас слушаю!
– Догадайтесь, как имя наставника Хьюго Лэма в темных искусствах?
– Саурон. Лорд Волдеморт. Джон Ди. Луи Сайфер. Кто там еще есть?
– Это одна ваша старинная приятельница. Иммакюле Константен.
Холли стерла размазавшуюся по краю кофейной чашки помаду.
– Имени ее я никогда не знала. Только фамилию. Она и мне представилась как «мисс Константен», и в моей книге появляется под этой фамилией. И в моих воспоминаниях тоже. Не понимаю, зачем вы изобрели ей какое-то имя?
– Я его не изобретала. Это ее настоящее имя. А Хьюго Лэм – один из ее лучших учеников. Он прекрасно умеет подготовить человека к совершению нужного шага. Он стал поистине потрясающим психозотериком, хотя следует Путем Мрака всего каких-то три десятка лет.
– Черт побери! Послушайте, доктор Айрис Маринус-Фенби, вы на какой планете находитесь?
– На той же, что и вы. Хьюго Лэм в настоящее время занимается тем, что выслеживает очередную жертву; точно так же, как некогда мисс Константен выследила вас. И если бы она не напугала вас до такой степени, что вам пришлось рассказать о ней маме – а потом и доктор Ю Леон Маринус оказался об этом осведомлен и успел сделать вам своего рода предохранительную прививку, – она бы сумела соблазнить и похитить именно вас, а не Жако.
Болтовня и звон посуды вокруг нас казались какими-то невероятно громкими.
У меня за спиной какая-то девушка громко разговаривала со своим бойфрендом на египетском диалекте арабского языка.
– А сейчас… – Холли стиснула пальцами переносицу, – …мне больше всего хочется вас ударить. По-настоящему сильно. Кто вы такая? Что вы такое? Какая-то чудовищная разновидность существа, копающегося в чужих головах и утверждающего, что можно переходить из одной жизни в другую… торгующего фантазиями вразнос… Я… у меня… просто нет слов! Не знаю, как вас правильно называть, но вы…
– Мы искренне сожалеем, что были вынуждены вмешаться в вашу личную жизнь, мисс Сайкс. Если бы у нас была хоть какая-то альтернатива, мы бы сейчас с вами здесь не сидели.
– «Мы» – это кто? Поточнее, пожалуйста.
Я слегка выпрямила спину.
– Мы – это Хорологи.
Холли испустила тяжкий и страшно долгий вздох, явственно говоривший: «Ну вот опять?»
– Прошу вас, – я положила возле ее блюдца зеленый ключ, – возьмите это.
Она долго смотрела на ключ, потом перевела взгляд на меня.
– Это еще что такое? И зачем мне какой-то ключ?
Парочка младших врачей с совершенно отсутствующим видом проследовала мимо нас, разговаривая, естественно, на медицинские темы.
– Этот ключ открывает дверь ко многим ответам и доказательствам, которых вы, безусловно, заслуживаете и в которых вы очень нуждаетесь. Как только войдете, сразу поднимайтесь по лестнице в сад на крыше. Там вы найдете меня и еще нескольких моих друзей.
Она допила кофе.
– Я завтра в три часа вылетаю домой. И учтите: я полечу именно этим рейсом. Так что лучше оставьте свой ключ при себе.
– Холли, – мягко сказала я, – я понимаю, что после выхода «Радиолюдей» вам пришлось встретиться с бесчисленным множеством разнообразных психов и притворщиков. Но я твердо знаю: та наживка, на которую попался Жако, была предназначена вам. Прошу вас. Возьмите этот ключ. Просто на случай, если я вдруг окажусь существом вполне реальным. Я понимаю, что, с вашей точки зрения, такая возможность одна на тысячу. Но уверяю вас: я вполне могу оказаться реальной. В конце концов, вы всегда сможете просто выбросить ключ в аэропорту. Но сейчас, пожалуйста, возьмите его. Разве это вам чем-то грозит?
Она некоторое время молча смотрела мне прямо в глаза, потом оттолкнула от себя пустую чашку, резко встала, смела рукой ключ со стола в сумочку и положила поверх фотографии Хьюго Лэма два доллара.
– Это чтобы я ничего не была вам должна, – пробормотала она. – И не называйте меня Холли. Прощайте.
5 апреля
Я барахталась в густом иле снов; какие-то злоумышленники перекрыли мне все пути на волю, и, проснувшись, я не могла даже толком припомнить, в каком теле я сейчас обитаю, пока не включила ночник и не увидела на электронном дисплее цифры 5:09, отчетливо видимые в плотной перегретой темноте комнаты. Я находилась в доме 119А. А более чем в миле отсюда по ту сторону Центрального парка на девятом этаже «Empire Hotel» Аркадий готовился навеять Холли Сайкс сон об Ошиме, стоящем на страже. Господи, хорошо бы это не понадобилось! Оставаться в убежище и ждать было мучительно, но если бы я сама отправилась в «Empire», то могла бы невольно вызвать в душе Холли то сопротивление, которого так опасалась. Минуты текли, как часы, а я все пыталась отыскать какой-то смысл во сне, вызванном ночной нью-йоркской духотой, и в странном звоне в ушах…
Бессмысленно было пытаться снова уснуть, и я, включив настольную лампу, оглядела комнату. Вьетнамская ваза, рисунок обезьяны, рассматривающей собственное отражение в зеркале, клавикорды Лукаса Маринуса, привезенные им из Нагасаки и полученные Кси Ло в подарок после напряженной и совершенно невероятной охоты… Я взяла и вновь открыла «De Rerum Natura»[238]Лукреция на том месте, где остановилась, но мыслями, а может, и душой я по-прежнему находилась в миле или двух к западу от этого дома, в «Empire Hotel». Ох уж эта бесконечная проклятая Война! В те дни, когда я чувствовала себя особенно слабой, меня одолевали мысли о том, почему мы, истинные Вневременные, Хорологи, обладающие врожденной способностью к возрождению, к «бессмертию», ради которого Анахореты убивают людей, обретая в результате лишь некое искаженное подобие «вечной жизни», просто не уйдем, не отстранимся? Почему мы, рискуя всем на свете, пытаемся спасти каких-то незнакомцев, которые даже никогда не узнают, что мы для них сделали? Как и человечество не узнает, выиграли мы или проиграли? И я вслух спросила, обращаясь к обезьянке, встревоженной собственным отражением в зеркале: «Почему?»
