— В этом нет смысла. У него пневмония, и она очень быстро развивается.
— Он умирает?
Шаман кивнул.
— Так будет лучше, — сказал Алекс.
Они сидели и обсуждали шансы на то, что кто-то из семьи Олдена выжил. Никто из них не знал, где мормонка-жена и дети старика, которых он бросил прежде, чем поступить на службу к Робу Джею.
Шаман попросил Алекса обыскать хижину Олдена, и тот отправился выполнять просьбу брата. Когда он вернулся, то лишь покачал головой:
— Три бутылки виски, две удочки и ружье. Инструменты. Всякая мелочь, которую он ремонтировал. Грязное белье. И это. — Он протянул брату какие-то бумаги. — Список, в нем только местные. Думаю, это наверняка список членов Американской партии в этом городе.
Шаман не стал смотреть на него.
— Лучше сожги это.
— Ты уверен?
Тот кивнул.
— Я хочу провесить остаток своей жизни здесь, заботясь о них, как о пациентах. Когда я буду приезжать к ним домой в качестве врача, я не хочу знать, кто из них принадлежал к «партии ничего не знающих», — пояснил он. Алекс понимающе кивнул, после чего унес обнаруженный им список.
Шаман послал Билли Эдвардса в монастырь, чтобы тот передал сестрам имена некоторых пациентов, которых нужно было проведать, и попросил матушку Мириам Фероцию сделать обход вместо него. Сам же ушел спать.
В это время Олден умер. Когда Шаман проснулся, Алекс уже опустил ему веки, вымыл и одел в чистую одежду. Когда они сообщили об этом Дагу и Билли, те постояли некоторое время у его кровати, отдав ему дань уважения, после чего ушли в сарай и начали делать гроб.
— Я не хочу хоронить его здесь, на ферме, — сказал Шаман.
Алекс сначала задумался, но потом кивнул.
— Можем отвезти его в Нову. Думаю, среди тамошних мормонов еще остался кто-то из его друзей, — сказал он.
Они отвезли гроб на бричке в Рок-Айленд, а затем погрузили его в плоскодонку. Братья Коулы сели рядом на ящик из-под лемеха. В тот день из Вашингтона отправился в долгое путешествие на запад поезд с телом Авраама Линкольна. И в тот же день на воду спустили лодку с телом одного изменника.
В Нову гроб перенесли на пароходную пристань, и Алекс остался там, чтобы постеречь его, в то время как Шаман съездил в дом престарелых, где объяснил управляющему цель их приезда.
— Олден Кимболл? Не знаю такого. Вам нужно спросить разрешения у миссис Бидамон, чтобы похоронить его здесь. Ожидайте. Я спрошу ее.
Он вскоре вернулся. Вдова проповедника Джозефа Смита сказала ему, что помнит Олдена Кимболла как преданного мормона и иммигранта, а также дала свое разрешение на его похороны на местном кладбище.
Маленькое кладбище располагалось на территории приюта. Реку отсюда не было видно, но кто-то разбил здесь сад, да и за газоном явно следили. Двое крепких мужчин вырыли могилу, и Перли Робинсон, который был старейшиной этой общины, долго читал что-то из Книги мормонов, пока тени от деревьев не стали длиннее.
После церемонии Шаман заплатил общине за услуги. Похороны обошлись ему в семь долларов, включая четыре доллара пятьдесят девять центов за сам участок.
— Еще за двадцать долларов я могу заказать ему хорошее каменное надгробие, — предложил Робинсон.
— Хорошо, — сразу согласился Алекс.
— В каком году он родился?
Алекс покачал головой.
— Мы не знаем. Пускай просто выгравируют: «Олден Кимболл. Умер в 1865 году».
— Вот еще что… Можем под этим выгравировать «святой».
Но Шаман взглянул на старейшину и покачал головой.
— Просто имя и дату смерти, — сказал он.
Перли Робинсон сказал, что им придется подождать судно. Он поднял красный флаг в знак того, что здесь есть пассажиры, и совсем скоро они уже сидели на палубе под палящим солнцем, которое заходило над Айовой в кроваво-красном небе.
— Как думаешь, почему он ушел от «ничего не знающих»? — спросил наконец Шаман.
Алекс сказал, что этим он не слишком удивлен.
— В нем всегда жила ненависть. Он о многом сожалел. Он несколько раз рассказывал мне, что его отец родился свободным в Америке, а умер слугой в Вермонте, и что он тоже умрет слугой. Именно это подтолкнуло его искать работу у приезжих фермеров.
— Что же ему помешало? Папа помог бы ему основать и свою ферму.
— Что-то в нем изменилось. Все эти годы мы были о нем лучшего мнения, чем он сам о себе, — сказал Алекс. — Неудивительно, что он запил. Представь только, с чем приходилось жить этому старому ублюдку.
Шаман покачал головой.
— Когда я думаю о нем, я тут же вспоминаю, как он в душе посмеивался над отцом. И над нами, когда выдал нас человеку, хоть и знал, что он убийца.
— И все же ты продолжал ухаживать за ним, хоть и знал всю правду, — сказал Алекс.
— Да, так и есть, — горько ответил Шаман. — Правда в том, что второй раз в жизни я хотел убить человека.
— Но ты этого не сделал. Вместо этого ты пытался его спасти, — продолжал Алекс. — Тогда, в тюрьме, я заботился о своих соседях по палатке. Когда они болели, я вспоминал, что сделал бы в таком случае отец, и пытался помочь им. И я был счастлив.
Шаман кивнул.
— Как думаешь, я еще смогу выучиться на врача?
Этот вопрос немного озадачил Шамана. Он долго молчал прежде, чем ответить. Но потом кивнул:
— Думаю, сможешь.
— Едва ли я буду так же хорош, как ты.
— Ты всегда недооценивал свой ум. Ты не слишком-то много внимания уделял учебе в школе. Но если сейчас ты приложишь хоть какие-то усилия, то у тебя обязательно все получится. Ты бы стал для меня ценным помощником.
— Я бы не против остаться с тобой здесь и учить химию, анатомию и все, что ты сочтешь нужным. Но все же я бы лучше поехал учиться в медицинскую школу, так же, как вы с папой. Хочу на восток. Может, удастся поучиться у того отцовского друга, доктора Холмса.
— Вижу, ты все тщательно спланировал. Должно быть, долго думал об этом.
— Да. И я никогда еще так не боялся перемен, — сказал Алекс, и они оба улыбнулись — впервые за долгое время.
71
Подарок семьи
На обратном пути из Нову они заехали в Давенпорт и обнаружили, что их расстроенная мать сидит в окружении нераспакованных коробок и ящиков в маленьком кирпичном домике рядом с баптистской церковью. Люциан уже занялся делами. Шаман увидел, что глаза у Сары красны от слез.
— Что-то не так, мам?
— Нет, Люциан — добрейший из людей, и мы любим друг друга. Именно здесь я и хочу быть, но… это такие серьезные перемены. Все такое новое и пугающее, я просто растерялась.
