спасительной твердыне
Они пришли дорогой бедствий
И лишь теперь свой настоящий,
Свой вечный облик обрели.
Для них, навек освобожденных,
Распалась цепь причин и следствий,
И власть над ними потеряли
Грехи и пагубы земли.
Трех колесниц великой силой
Сполна их мудрость овладела,
Свободы всех своих движений
Они добились навсегда,
Пройдя десятки испытаний,
Они достигли их предела
И по земле отныне могут
Передвигаться без труда.
Пешком им больше не придется
Пересекать хребты и реки,
На длинный посох опираясь,
Брести с узлами на спине.
К своей природе изначальной
Вернулись души их навеки
И вот на дивной черепахе
Плывут по бурной быстрине.
Черепаха, преодолевая бурные волны, лишь к вечеру начала приближаться к восточному берегу.
– Почтенный наставник, – вдруг заговорила черепаха, – помнишь, я просила тебя, чтобы ты, когда прибудешь на Запад, при встрече с Буддой Татагатой замолвил обо мне словечко и спросил его: долго ли мне еще осталось жить на свете. Исполнил ты мою просьбу?
А надобно вам сказать, что почтенный наставник, с того времени, как совершил омовение в монастыре Юйчжэнь, избавился у Заоблачной переправы от бренного тела и взошел на чудесную гору Линшань, все свои помыслы обратил на то, чтобы поскорей поклониться Будде. Когда же он очутился среди сонма Будд, бодисатв и праведных монахов, он горел одним лишь желанием – получить священные книги и обо всем остальном позабыл, поэтому и не спросил о долголетии черепахи. Теперь он не знал, что делать: ему не хотелось обидеть черепаху, но солгать ей он тоже не мог. Долго кряхтел он, но так ничего и не сказал. Черепаха догадалась, что наставник не спрашивал о ней, качнулась всем туловищем и нырнула на дно вместе с четырьмя монахами, конем к священными книгами. Хорошо, что Тансккй наставник избавился от бренного тела и стал бессмертным праведником. Если бы случилось то же самое в прошлый раз, то он, конечно, остался бы на дне реки. Белый конь, Чжу Ба-цзе к Ша-сэн, к счастью, умели плавать. Сунь У-кун расхохотался и сразу же проявил свое волшебство: он подхватил Танского наставника, вытащил его из воды и вышел на восточный берег. Но узлы со священными книгами, одежда, седло и поводья вымокли насквозь.
Не успели учитель и его ученики выйти на берег и привести себя в порядок, как неожиданно налетел вихрь, небо потемнело, засверкала молния, закружились мелкий песок и камни и разразилась страшная буря.
После первого порыва
Не прошло еще мгновенья,
А уже Земля и Небо —
Все кругом пришло в волненье,
И едва удары грома
Отозвались многократно,
Затряслись крутые горы,
Реки хлынули обратно.
Ярко молния блеснула,
И огонь ее летучий
Брызнул в стороны клинками
Сквозь нахлынувшие тучи,
И сияющее небо,
Гор гранитные устои —
Все вокруг застлалось мглою,
Непроглядною, густою…
А потом завыла буря
Вихревыми голосами,
Грозный гром кататься начал
Над горами, над лесами,
И во тьме изломы молний
Нестерпимо заблистали
Раскаленными струями
Извивающейся стали.
Небеса, луну и звезды —
Все туманы затопили,
И в лицо швыряет ветер
Заверти песка и пыли,
И стремглав бегут от грома,
Бросив ловлю, бросив игры,
Перепуганные барсы
И встревоженные тигры.
Оглушенные грозою,
Обезумевшие птицы
С криком мечутся в тумане,
Не решаются спуститься,
А деревья глухо стонут
В рукопашной с бурей злою
И бесследно исчезают
За сгустившеюся мглою.
Высоко к реке Небесной,
К нескончаемой лазури,
Взвились яростные смерчи
Поднимающейся бури,
Закипели, забурлили
В ней стремительные волны,
И до дна ее глубины
Озаряют вспышки молний.
Там, на дне ее потоков,
Вьются змеи и драконы,
Позабыв свою отвагу,
Робко прячутся в затоны,
Мгла свинцовая застлала
Берега ее крутые…
Да, такую бурю люди
Здесь увидели впервые!
Ну и ветер! Оголяет
Гор задебренные кручи,
Вековые сосны валит,
Рвет бамбук рукой могучей.
Ну и гром! По небу тучи
Гонит голосом сердитым,
На земле людей пугает,
Близкой гибелью грозит им.
Ну и молния! Сверкает,
Ослепительная, злая,
Вьется змейками златыми,
Землю разом озаряя.
Ну и мгла! За ней не видно
Ни реки, ни гор, ни леса,
Даже небо заслонила
Непроглядная завеса.
Танский наставник в испуге всем телом прижал узлы со священными книгами. Ша-сэн тоже придавил коромысло с книгами. Чжу Ба-цзе старался удержать белого коня, а Сунь У-кун начал обеими руками вращать свой посох, ограждая им наставника от возможного нападения. Дело в том, что ветер, туман, гром и молнии были вызваны злыми марами из Темного царства теней, которые намеревались отнять священные книги. Буря бушевала всю ночь и лишь к рассвету утихла. Танский наставник, промокший до нитки, дрожал всем телом.
– У-кун! – спросил он. – Почему же все это случилось?
– Наставник, ты многого не знаешь, – тяжело дыша, начал объяснять Сунь У-кун. – Добыв с нашей помощью священные книги, ты совершил настоящий подвиг и тем самым как бы похитил у Неба и Земли счастье, которое дает всем возможность существовать столь же долго, как земля и небо, светить столь же ярко, как солнце и луна, всегда сохранять молодость и быть нетленными! Вот почему Небо и Земля не могут примириться с этим, а божества и духи завидуют нам и хотят похитить у нас драгоценные книги. Но, во-первых, книги промокли насквозь; во-вторых, ты своим правоверным телом прижал их, а потому гром не смог разрушить их, молнии не смогли спалить их, туман не смог скрыть их, к тому же я все время вертел свой железный посох, защитив светлую и непорочную силу Ян. Когда же наступил рассвет, силы Ян возобладали над темными силами Инь, которые рассеялись, так и не сумев отнять у нас священные книги.
Теперь только Танский наставник, Чжу Ба-цзе
