от бывшего капельмейстера оркестра гостиницы «Астория», венгерского подданного, содержавшее в себе угрозы по адресу России. Но с «американским гражданином» считались, и он не только спокойно выехал за границу накануне войны, но и вернулся обратно в Россию в январе 1915 г. Он вновь прибыл в Петербург, поселился в гостинице «Астория» и попал под непосредственное наблюдение контрразведки. По наблюдению «агентов» его по-прежнему посещало «много лиц из разных слоев общества» (за сеанс Перрен брал от 10 до 200 руб.). Один из представителей американского посольства повторно высказывал сомнение в том, что Перрен американец, и думал, что он немецкий шпион: Перрен «показывал знакомым полученное из Берлина письмо, в котором говорилось о расчетах немцев в скором времени взять Варшаву и Петроград. Установленное за Перреном наблюдение, однако, не дало результатов». Гадальщик разъезжал по России – был в Москве, Ялте, Риге и в августе выехал за границу. Жил вначале в Бергене, лечил «тайными средствами» и «обдирал доверчивую публику»; потом вернулся в Ставангер, вращался в кругу подозрительных лиц, преимущественно немцев, откуда поехал в Стокгольм, намереваясь перебраться в Россию… Обо всем этом сообщил б. секретарь русского консульства в Бергене «владетель экспортной конторы» в Норвегии Библетов жандармскому офицеру на ст. Торнео. 15 июня, т.е. 1916 г., «американский гражданин» проследовал через ст. Белоостров. Здесь он был «подвергнут самому тщательному досмотру и под наблюдением агентов Охр. отд. отправлен в Петроград». Почему предполагаемый немецкий агент выбрал время для посещения северной столицы, совпадающее более или менее с датой «стокгольмского свидания», не совсем понятно. 4 июля «американский подданный» выехал из России в Стокгольм, т.е. фактически был выслан. Нач. штаба петерб. округа, считая личность Перрена подозрительной в смысле военного шпионажа («хотя достаточных данных, уличающих его в этом… не имеется»), предложил воспретить ему въезд в пределы России, что и было выполнено Департаментом полиции и сообщено на все пограничные пункты: Перрен был помещен в «7-й контрольный список подозрительных лиц».
Представляется сомнительным, чтобы человек с подобной полицейской репутацией мог быть полезным агентом тайной политики закулисных переговоров о сепаратном мире! Прочитав в газетах, что Протопопов назначен «министром ин. д.» (очевидно, специалист по «оккультным знаниям» не очень разбирался в текущей политике), Перрен из Стокгольма поспешил приветствовать нового министра, а потом написал «поразительное», по характеристике Протопопова, письмо. Письмо действительно забавно. Назначение Протопопова министром «не поразило» графолога и хироманта, ибо он был «удовлетворен, как врач, сделавший удачную операцию»: «Но я повторяю опять, – писал Перрен, – совершится больше и значительно больше. Я имел удовольствие встретиться с вами только один раз, но в это получасовое свидание, сказав вам, что вы находитесь под Юпитером, я сделал… некоторые отметки в своих книгах. Я человек науки, ваше высокопревосходительство, и мои труды основаны на оккультных знаниях: главным образом я предан изучению “науки об уме”, “алхимии” и “магнетической концентрации”, которую нельзя смешивать с гипнотизмом, как делают невежды… В короткое время нашего свидания я проник в вашу душу и нашел, что элементами вашими являются честность, сила и стремление к движению вперед, что вы человек большого упорства и большой силы убеждения… С этого времени я заинтересовался вами, делал разные опыты, чтобы узнать будущее… Я спешу заявить, что не ищу никаких ни благодарностей, ни денежных наград… Есть разница в том, чтобы прочесть руку и взять плату для того, чтобы существовать; но было бы проституированием также брать деньги за мою силу концентрации… Я избрал вас, потому что… поверил в вас и ваше будущее… Под вашим управлением возникнет сильная, новая, счастливая Россия; правда, путь ваш не всегда будет усыпан розами…, но вы преодолеете все препятствия… Я боюсь, что вы подвергнетесь болезни между ноябрем текущего года и сентябрем 1917 г.538 Тем не менее нет никакого основания ожидать смертного исхода. Если бы я был свободен, то сел бы в ближайший поезд и поехал бы в Петроград с целью повидать вас, но обещал уже на будущей неделе (15 октября) прибыть в Ставангер для продолжения лечения мистера Беллонда, лучшего из жителей Норуэля… Без вашего разрешения я буду в продолжение ближайших 2 или (?) месяцев стараться при помощи сильной астральной магнетической концентрации предупредить возможность опасности от болезни… Я действительно имею силу, но необходимо, чтобы вы ощущали во мне нужду, и только при этих условиях я прибуду… Само собой разумеется, что… все это останется между нами, как и все, находящееся в связи с моим делом… Я вручу это письмо для передачи вам или посланнику или консулу в Стокгольме».
Что это? Аллегорический камуфляж шпиона? Тонкая игра ловкого шантажиста, выступающего в тоге астролога времен романов Вальтера Скотта? Излияния шарлатана, но и чудака, захваченного манией «сильной астральной магнетической концентрации»? В свое время мы видели, что Протопопов в состоянии неврастенического припадка или притворства, подлаживаясь под тон Комиссии, «договорился» до признания Перрена «шпионом», как и многих других, с кем у него были сношения539. Менее всего эта ходячая версия могла бы соответствовать действительности. Все-таки необычен тот «шпион» или посредствующий «агент», который открыто пересылает свои письма через посольство с замаскированными намеками на то, что «дело» должно остаться «между нами», в то время как он не мог не знать, что самого высокого адресата никакая «вализа» не гарантирует от перлюстрации. Да и зачем нужно было ему это напоминать. То, что других заставляет «насторожиться», скорее служит доказательством отсутствия сокровенного, тайного смысла в письме. Поддеть Протопопова таким «поразительным письмом», предрекавшим ему «великое будущее», ничего не стоило: «Предсказаниями его я очень интересовался», – признавал сам Протопопов; нравилось ему упоминание об Юпитере, Сатурне и пр. Протопопов поспешил ответить «через секретаря или канцелярию» телеграммой с приглашением приехать. «Приеду, – отвечал 3 декабря Перрен, – пишу через посольство в Стокгольме». В письме, помеченном 15 декабря «Ставангер, Норуэль» – городок, где маг лечил от болезни рака почек и нервов почтенного «джентльмена», которому не могли помочь «лучшие доктора Европы», – Перрен сообщал, что принимает «все меры к тому, чтобы иметь возможность прибыть в Петроград не позднее 3 февраля», но у него паспорт не в порядке – послан для обмена в Вашингтон, и надо иметь специальное разрешение для того, чтобы русский консул визировал его временное удостоверение. Он просил Протопопова сделать распоряжение «о пропуске через границу в Торнео» и вспоминал, как «очень сурово» в прошлом июне с ним обошлась военная власть «на Знаменской»: «Я был обыскан, а мой багаж пересмотрен, как картофель. Они желали конфисковать даже аккредитив, контракт
