Абдул Кадар усилил блокаду. Евреи в городе мерзли и голодали. В то время как Пальмах пытался открыть дорогу, ишув организовал конвой, который был разбит на Баб-эль-Ваде.
Стычки в осажденном Иерусалиме переросли в настоящую войну. Хагана обрушила огонь на район между гостиницей «Царь Давид» и крепостной стеной Старого города — там засели бандиты. Потом эти развалины называли Бевинградом. На командире Хаганы в Иерусалиме лежала ответственность за огромное население города, которое нужно было кормить и обеспечивать всем необходимым. Положение осложнялось тем, что большую часть гражданского населения составляли глубоко верующие люди, которые не только не хотели браться за оружие, но и мешали Хагане защищать себя. В древнем Израиле перед защитниками Иерусалима вставали совершенно те же проблемы. Во время римской осады зилоты внесли в ряды обороняющихся разлад, который ускорил падение Иерусалима и привел к тому, что было вырезано около шестисот тысяч евреев. Правда, тогда город продержался три года, что вряд ли удалось бы сейчас.
Религиозные фанатики отказывались от борьбы, а маккавеи сотрудничали с Хаганой, лишь когда это их устраивало. Остальное время они воевали по-своему. Горной бригаде Пальмаха приходилось вести непрерывные бои в горах Иудеи. Пальмахники выбивались из сил, но тоже не всегда согласовывали свои действия с приказами Хаганы. Все это создавало неразбериху, в которой от командира Хаганы мало что зависело.
Великолепный Иерусалим превратился в кровавое поле битвы. Египтяне атаковывали город с юга, обстреливали его из орудий и бомбили с воздуха. Арабский легион окопался за священной крепостной стеной Старого города. Потери евреев исчислялись тысячами. Отвага и смекалка снова стали главным в обороне. Опять пришла на помощь давидка. Ее тайно перевозили с места на место, чтобы арабы подумали, будто у евреев много орудий.
За пределами города дела обстояли не лучше. Когда Арабский легион занял Латрун, его командование обещало, что насосная станция будет работать по-прежнему и гражданское население будет обеспечено питьевой водой. Однако арабы взорвали станцию, и в Иерусалиме уже ощущалась нехватка воды. Было известно, что где-то под городом есть подземные водохранилища, которым две, а то и три тысячи лет. Евреи нашли эти резервуары, в которых каким-то чудом сохранилась вода. Пока спешно прокладывали временный водопровод, эти цистерны спасли горожанам жизнь.
Так шел месяц за месяцем. А Иерусалим по-прежнему не сдавался. Бои велись за каждый дом. Мужчины, женщины и дети сражались с таким презрением к смерти, что казалось, их никогда не удастся сокрушить.
При одной мысли об Иерусалиме у Давида Бен Ами сердце обливалось кровью. Он открыл глаза.
— Почему ты не спишь? — спросил он Иордану.
— Высплюсь, когда ты уйдешь.
Он поцеловал ее и сказал, что любит ее.
— О, Давид… мой Давид!
Попросить бы его отказаться от этого смертельного задания, зарыдать бы, сказать, что если с ним что-нибудь случится, то ей незачем будет жить… Но она держалась. Один из шести его братьев погиб в кибуце Нирим, в бою с египтянами, другой умирал от ран, полученных при попытке прорваться в Негбу. Третий брат — Нахум вместе с другими маккавеями сражался в Старом городе…
Давид слышал, как гулко бьется сердце Иорданы.
— Давид, любовь моя! — шептала она.
В Старом городе арабская чернь при поддержке солдат легиона уничтожала синагоги, еврейские дома подвергались разграблению.
Хагана и маккавеи, защищаясь, отступали все дальше, и наконец в их руках осталось всего два дома, один из них — знаменитая синагога Хурва. Выбить их из Старого города было для арабов делом нескольких дней.
Рассвет разбудил Иордану. Она потянулась в постели и протянула руку к Давиду. Его не было.
Она в испуге открыла глаза и увидела, что Давид стоит около нее. Он впервые надел израильскую военную форму. Иордана улыбнулась, откинулась на подушку, а он опустился на колени рядом с кроватью и принялся гладить ее огненно-рыжие волосы.
— Я целый час смотрю на тебя, — сказал он. — Ты очень хороша во сне.
— Шалом, майор Бен Ами, — прошептала она.
— Уже поздно, дорогая. Мне пора.
— Сейчас оденусь.
— А зачем тебе идти со мной? Лучше я один.
Сердце Иорданы на мгновение остановилось Она хотела схватить его за руку, но совладала с собой и лишь улыбнулась:
— Конечно, милый.
— Иордана… любовь моя!
— Шалом, Давид. Тебе пора.
Иордана отвернулась к стене. Давид поцеловал ее и вышел.
— Давид, — шептала она. — Вернись! Пожалуйста, вернись ко мне.
Авидан привез майора Бен Ами к генералу Бен Циону, начальнику генштаба. Бен Цион, человек чуть старше тридцати, был, как и Давид, уроженцем Иерусалима.
Они поздоровались. Бен Цион выразил Давиду сочувствие по поводу гибели брата.
— Авидан говорит, что вы придумали что-то интересное? — спросил майор Альтерман, адъютант Бен Циона.
— Да, — тихо ответил Давид. — С тех пор как приняли резолюцию о разделе, я ни на минуту не перестаю думать о Иерусалиме. Помните — «На реках Вавилонских»? «Если я забуду тебя, Иерусалим…»
Бен Цион кивнул. Он очень хорошо понимал Давида. Его жена, дети, родители — все остались в Иерусалиме.
Давид продолжал:
— Дорога до Латруна почти полностью в наших руках. За Латруном, в Баб-эль-Ваде Пальмах захватил большинство важнейших высот.
— Это мы знаем, и Латрун — наша главнейшая беда, — перебил его Альтерман.
— Дай человеку сказать, — сердито прикрикнул на него Бен Цион.
— Я долго думал об этом… Я знаю район Латруна как свои пять пальцев и вот уже шесть месяцев мысленно исследую эту местность дюйм за дюймом. Я совершенно уверен, что Латрун можно обойти стороной.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Что вы имеете в виду? — спросил Бен Цион.
— Если на карте провести дугу вокруг Латруна от одного участка шоссе к другому, то получится расстояние в шестнадцать километров.
— На карте-то можно, но дороги там нет. Одни непроходимые холмы.
— Есть дорога, — ответил Давид.
— Давид, ты несешь чушь! — воскликнул Авидан.
— Половина этой дуги проходит на месте древней римской дороги. Ей две тысячи лет, она завалена камнями, землей и буреломом, но она существует. Кроме того, там есть болото, по которому я проведу любую колонну с закрытыми глазами.
Давид подошел к карте на стене и провел полукруг рядом с Латруном. Авидан и Бен Цион внимательно следили за его рукой. Альтерман тоже смотрел, но с иронией.
— Давид, — сказал Авидан сухо, — допустим, тебе удастся отыскать эту римскую дорогу, допустим даже, что ты найдешь проход через болото. Что из этого? Снять осаду Иерусалима это вряд ли поможет.
