Как сладок сна конец, и новое начало Уже зовёт меня на бой с самой судьбой. Пусть замыслу богов я снова проиграла, Но всё ещё дышу под Красною Луной. Кожа под часами жутко болела и чесалась. Джер повернулся ко мне, как и в прошлый раз, привлечённый голосом Сирены, что пела о новом начале. Но я даже не попыталась заглянуть в его глаза, чтобы доказать свою решимость. Я жадно всматривалась в руку Кааса, пока не увидела холодный отблеск кинжала под бордовой перчаткой.
— Нет, — прошептала я. И крикнула как можно громче: — Каас, нет!
Рассветный блик лизнул сталь, скатился дождевой каплей по гладкому лезвию и пропал. Тонкое остриё коснулось груди моего ментора, и воздух разрезал короткий свист. Оба, Джер и Каас, тяжело грохнулись на землю.
— Джер? — снова позвала я, опуская лук.
Ноги неожиданно подкосились, словно ватные. Жуткая слабость накатила разом, сваливая меня на землю. Я поднялась на четвереньки, пытаясь встать и всё ещё не понимая, что произошло. Мысли мои ворочались с большим трудом. Небо снова заколотило каплями, прибивая меня к земле.
— Каас? — я вскинула голову, сглатывая подступающую к горлу желчь.
Кто-то из лежащих зашевелился, я выдохнула и с надеждой поползла в их сторону. Почти добравшись до своей цели, я всё же не выдержала, упала в мокрую грязь, свернулась комочком и зажмурилась. Голова кружилась, руки и ноги отказывались слушаться, и меня жутко тошнило. А ещё я сильно замёрзла. Сознание расплылось, захотелось спать. Кажется, теперь умирала я, потому что чувствовала дикую головную боль, которая только нарастала. Промелькнула мысль о том, что я сочла бы смерть лучшим выбором для себя.
— Вставай, — голос ментора вернул меня в реальность. — Юна, нужно подняться.
— Джер, — прохрипела я, хватаясь за его руки. — Джер!
Он сидел на земле, прижимая меня так, как недавно прижимала его я. Мокрые волосы прилипли ко лбу, вся сорочка была в крови, под глазами залегли синяки, кожа была бледной. Но он был жив.
— Ты умница, Юна, — он погладил меня по голове, обнимая сильнее.
— А ты живой, — искренне улыбнулась я, отгоняя слабость. — Ты ведь живой.
Рука оказалась тяжёлой, но я всё же подняла её и потрогала грудь ментора. Мне хотелось убедиться в своих словах. Потом я увидела знак соединения на его шее и жадно схватила его ладонью, пытаясь поймать и удержать. Но паук и не собирался убегать, встречая мои пальцы чёрными рельефами лап.
— Я живой, — засмеялся в ответ Джер, как будто сам только что понял это.
Смех у него оказался заразительный, чуть хрипловатый, но какой-то настоящий. Я засмеялась вместе с ним, не веря своим глазам и рукам. Мы промокли насквозь, ливень валил с неба сплошной стеной, ручьи стекали с одежды и волос. А мы всё смеялись, сидя на земле, грязные и едва живые, и поддерживали друг друга. Дождь хлестал в полную силу, и я глотала капли, пытаясь унять тошноту.
Что-то беспокоило меня, какой-то навязчивый звук, но я была так счастлива воскрешению Джера, что легко игнорировала тревогу. В конце концов, со мной был тот, кто необходим мне больше всего на свете. Я обняла своего ментора так сильно, как только могла. Он придержал мою голову и поцеловал в макушку, уткнувшись в неё носом. Я дрожала от холода и слабости, но мне ещё никогда не было так хорошо. Тяжёлый груз свалился с моей души, и я почувствовала себя лёгкой и свободной, с удовольствием вдыхая родной аромат. Он не Кирмос лин де Блайт, он живой, и он рядом.
