у кого из них нет злых намерений? Этот МакКиг выглядит так, будто только и ждет, как бы вонзить в меня нож! А капитан Стоунмен? Он тоже на меня волком смотрит. Судоходные компании не слишком много платят этим морским хамам за работу, так откуда мне знать, что кто-то из них не прячется поблизости, выжидая подходящего момента, чтобы нанести удар? И я все еще напоминаю, что не доверяю этому Моргану Стауту, который опоздал на борт. Он очень суетился, чтобы попасть именно на этот корабль.
«Суетливость» — не то слово, которым Берри могла бы описать монументальные движения Стаута, но она никак не прокомментировала замечание Гулби. Ее следующая фраза была прямой и исчерпывающей:
— Я не возьму на себя ответственность за ваш товар. И, я полагаю, одна минута времени, которую вы у меня просили, уже истекла.
— Значит, вы отказываетесь мне помочь?
— Да. Отказываюсь.
Гулби кивнул, опустив взгляд в пол.
— Я надеюсь, — напряженно сказал он, — что вам не придется брать на себя ответственность за любое насилие, совершенное по отношению ко мне в попытках украсть мой драгоценный товар.
— Я повторяю: отнесите мешочек капитану Стоунмену и попросите запереть его. А теперь… доброго вам вечера.
Он больше ничего не сказал.
Берри отодвинула занавес и покинула скромные покои Роуди Реджи.
***
Ровно в шесть часов, как обычно, прозвонил колокол на камбузе, созывая пассажиров «первого списка» к ужину, поскольку стол там был рассчитан только на шестерых. «Второму списку» ужин подавали в семь, и он был составлен по жребию после того, как корабль покинул гавань. За завтраком списков не придерживались, поскольку МакКиг не был так требователен, и можно было приходить и уходить, когда заблагорассудится. Главное, чтобы нашлось свободное место за столом. У экипажа была собственная зона для ужина внизу.
Берри вошла в освещенный лампами благословенный теплый отсек и обнаружила, что Джессика и Диксоны уже там, а вечно угрюмый и молчаливый МакКиг подает им блюда с колбасками, рисом и уже знакомой красной фасолью.
Берри заняла место за столом, ей подали еду, и она приступила к ужину. Напротив нее сидела Кара Диксон, которая также успела пострадать от преднамеренных косых взглядов и «случайных» прикосновений Гулби. Она была приятной яркой женщиной на несколько лет моложе своего мужа со светло-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами, которые так очаровали Роуди Реджи.
Беседа за ужином, как всегда, сосредоточилась на продолжительности путешествия и проблеме поиска развлечений на борту. У Кары с собой были принадлежности для вышивания, но корабельная качка мешала этому занятию. Грузный и претенциозный Морган Стаут появился примерно в четверть седьмого. Он был последним из «первого списка». Стаут не произнес ни слова в течение всего ужина, поскольку этот безупречный образец цивилизованного человека был слишком занят набиванием желудка.
Когда трапеза подходила к концу, пассажирам подали ром в маленьких коричневых глиняных чашках, и многие ожидали этого момента с нетерпением, потому что он был главным удовольствием дня, которое можно было позволить себе на борту. Особенно радовалась парочка (как их здесь называли) Галена и Гленнис Хэмметт, которые должны были попасть во «второй список» вместе с Холлидеем, Коем Чендлером и Гулби. Хотя обоим супругам было за шестьдесят, Хэмметты были сияющими, как новенькие серебряные монеты, в тон цвету своих волос. Они всегда были одеты так, словно вышли в свет лондонским вечером. Супруги с нетерпением ждали приключений и возможности навестить своих двух сыновей и их семьи в Нью-Йорке, а затем в Чарльз-Тауне. Хотя они сетовали, что им пришлось оставить свою маленькую собачку Астрид дома на попечении слуг.
Выпив ром и покончив с ужином, Берри вернулась по коридору в свою каюту, пройдя мимо мистера Чендлера, который как раз шел на камбуз по сигналу для членов «второго списка». Устроившись поудобнее с зажженной лампой, она продолжила чтение книги леди Маргарет Кавендиш «Описание нового мира», более известной как «Пылающий мир»[57]. Берри выбрала эту книгу на библиотечной полке рядом с каютой капитана.
Постепенно ее поманила кровать. Берри сняла платье и туфли, надела тяжелое шерстяное спальное платье, забралась под желанную тяжесть двух одеял, погасила лампу и попыталась заснуть.
Она чувствовала, как проваливается в сон, и сновидение, пришедшее к ней, поразило своей достоверностью. Берри увидела Мэтью на борту корабля, который швыряло на волнах разбушевавшееся море. За кораблем была темнота, но впереди стелился странный красноватый туман, колышущийся над барашками волн. В своем сне Берри увидела Мэтью, стоящего на палубе и смотрящего вперед на этот странный горизонт. А затем к нему приблизились две фигуры — по одной с каждой стороны. Когда они подошли к ее возлюбленному, Берри почувствовала, как сердце начинает биться сильнее, а дыхание учащается, потому что было в них нечто пугающее и жуткое. Она попыталась предупредить Мэтью, но голос не послушался ее. Она не могла разглядеть их лиц, но точно знала, что один из них был с густой блестящей гривой волос, а другая фигура была женской, с длинными локонами. Удивительным было то, что у мужчины были черные волосы с правой и рыжие с левой стороны, а у женщины — рыжие с правой и черные с левой. Они потянулись, чтобы схватить Мэтью за плечи, а он все еще не подозревал об их присутствии. Берри снова попыталась предупредить его, но ничего не вышло, и как только руки этих двух существ сомкнулись на нем, корабль поглотил туман, и тогда…
Бах!
Берри открыла глаза в темноте.
Шум донесся откуда-то сверху. Или ей показалось?
Нет, шум был достаточно четкий и громкий, чтобы разбудить Берри и вырвать ее из сна, из которого она была рада выбраться. Что-то происходило на палубе, прямо над ее каютой.
Она лежала неподвижно, прислушиваясь. Теперь ничего слышно не было, кроме непрекращающегося шума моря, с шипением бьющегося о корпус корабля.
Вдруг звук послышался снова. На этот раз он напоминал удар тяжелых канатов о доски палубы по правому борту.
И что с того? Главное, чтобы корабль не тонул. Возможно, ей все-таки померещилось? Берри подумала, что вечерняя порция рома, вероятно, подпитала сон, и от него все эти толчки показались ей реальными.
Беспокоиться не о чем, — решила она. — По крайней мере, точно не об этом.
Но сон…
Он был тревожным.
