Когда пять лет тому назад ее мать впервые рассказала ей обомне, Фонтанж сразу почувствовала глубочайшее, почти экстатическое уважение кнезнакомке по имени Жюльетта; узнав от служанки, кто ее забирает из монастыря,она пришла в восторг, а переступив порог моего дома, потрясенная его роскошью,множеством учтивых лакеев, сказочной обстановкой, которая была для нееравносильна открытию мира, ибо она всю сознательную жизнь провела в монастыре,девушка молча моргала глазами; в них сквозило недоверие, ей, наверное,показалось, что она перенеслась на Олимп, в небесную обитель богов, скрытую отглаз людских в заоблачных высотах; а я показалась ей не иначе как Венерой. Онаприпала к моим ногам, я подняла ее, расцеловала ее алые губы, блестевшие глаза,щечки, розовые и благоуханные, зардевшиеся румянцем от прикосновения моих губ.Я крепко прижала ее к своей груди и почувствовала, как часто бьется еемаленькое сердце — еще неоперившийся птенец, вытащенный из гнезда. Одеваласьона просто, но со вкусом, и из-под украшенной цветами шляпки на восхитительныеплечи волнами падали светлые волосы. Когда она заговорила, я услышала сладкую,неземную музыку.
— Мадам, я благодарю милостивую судьбу за то, что онадала мне счастье посвятить вам свою жизнь. Моя матушка в могиле, и во всем миреу меня нет никого кроме вас.
Ее глаза увлажнились, и я благосклонно улыбнулась.
— Да, дитя мое, — сказала я, — твоя матушкаумерла, она была моей подругой, смерть ее была ранней и трагической… онапередала мне для тебя деньги. Если ты будешь вести себя прилично, ты можешьстать богатой, но это будет зависеть от твоего поведения, иными словами, отбеспрекословного повиновения.
— Я буду вашей рабыней, мадам. — Она наклонилась ипоцеловала мне руку.
Я еще раз поцеловала ее, на этот раз несколько дольшезадержавшись на ее свежих губах. Потом медленно сняла с ее шеи шарфик, обнаживгрудь. Она покраснела — что-то в ней дрогнуло, но все равно она оставаласьсдержанной и учтивой юной дамой. Тогда я в третий раз обняла ее; ее волосынемного растрепались, а грудь целиком вывалилась наружу из-под скромногоплатьица. И я негромко, нарочито небрежным тоном произнесла:
— Я надеюсь, я хочу надеяться, что полюблю тебя: тымолода, чиста и свежа.
В тот момент у меня появилось острое желание ударить ее: нетсладостнее зрелища, чем добродетель, когда ее унижает порок. Я вызвала служаноки велела им раздеть меня в присутствии этой очаровательной девушки;обнажившись, я посмотрела на себя в зеркало.
— Скажи, Фонтанж, — спросила я, целуя ее вгубы, — правду ли говорят, что мое тело привлекательно?
Бедняжка отвела глаза в сторону, лицо ее сделалось пунцовым.Вокруг меня стояли четверо самых красивых моих женщин: Фрина, Лаис, Аспазия иТеодора, все четверо шестнадцати-восемнадцатилетние Афродиты.
— Идите сюда, мадемуазель, — сказала Лаис,обращаясь к Фонтанж, — не стесняйтесь. Мадам оказывает вам большую честь —пользуйтесь ею.
Девушка приблизилась, по-прежнему не поднимая глаз. Я взялаее за руку, притянула к себе.
— Она еще ребенок, — сказала я своимнапресницам. — Фрина, покажи ей, что она должна делать.
Фрина села рядом со мной, положила свою голову мне на грудьи, накрыв рукой мое влагалище, начала массировать мне клитор. Ни одна женщинане умела делать это так искусно, как она. Ее нежные и сильные пальцы вызываливо мне теплые волны сладострастия; потом она наклонилась и продолжила своиласки губами, не обойдя вниманием и мой зад; она впилась языком в мой заднийпроход, и ее жаркие поцелуи удивительным образом гармонировали с ласковымидвижениями ее пальчиков, блуждавших по бугорку Венеры. Пока Фрина, занималасьсвоим делом, Лаис, оседлав мою грудь, прижала к моим губам свою маленькуюсладкую вагину; Теодора нежно поглаживала мне ягодицы, а Аспазия, обняв Фонтанжи не давая ей отвернуть голову от сладострастного спектакля, мягко и назойливоласкала ее рукой.
— Разве ты не занималась этим со своимиподругами? — спросила новенькую Аспазия.
— Никогда!
— Чепуха и враки, — заметила я из-под ягодицЛаис, — в монастыре только и делают, что мастурбируют, я знаю это посвоему опыту. В твоем возрасте я лазила под каждую юбку. — Потом,оттолкнув Лаис, я строго сказала Фонтанж; — Иди сюда и целуй меня.
Когда она наклонилась ко мне, я едва не задушила ее вобъятиях.
Служанки получили распоряжение раздеть ее донага. Пока с нееснимали одежду, я пожирала глазами обнажившееся тело неземной красоты, и в моейголове звенела ликующая мысль: «Великий Боже! Как прекрасна эта девочка! Какаяпрозрачная кожа! Какие пропорции!»
— Очень хорошо, теперь положите на меня ее так, чтобы ямогла достать губами эту самую волнующую из куночек. Ты, Аспазия, займешься еезадом и будешь щекотать языком ее анус, а Фрина будет ласкать ей клитор иследить за тем, чтобы весь нектар, до последней капли, попал мне в рот. Яраздвину ноги, Теодора будет сосать мне вагину, а Лаис лизать мою заднюю норку.Главное, милые девушки, постарайтесь показать все, на что вы способны,призовите на помощь все свое воображение, ибо эта девственница меня оченьвозбуждает, и я хочу извергнуть из себя все соки.
Не стану описывать вам удовольствие, которое я извлекла изэтой потрясающей сцены, скажу лишь, что я едва не потеряла рассудок отвосторга. Как и следовало ожидать, похоть пробудилась в конце концов и вФонтанж: она не смогла долго противиться сладострастным ощущениям, от которыхмелко дрожало все ее тело. Скромность уступила место сластолюбию, и наша гостьяиспытала оргазм. О, как сладостен был этот первый поток нектара, заполнившегомой рот!
— Переверните ее, — приказала я своимженщинам, — пусть Теодора сожмет бедрами ее голову и напоит своими соками,а я в это время буду целовать ее жопку; Лаис то же самое будет делать со мной,две других задницы я поласкаю руками.
Новый приступ экстаза, и снова я извергнулась; большевыдержать я не могла: я схватила Фонтанж, подмяла ее под себя, прижала свойклитор к ее хоботку и, энергично двигая тазом, впилась в ее губы; тем временеммои наперсницы щекотали мне зад, звонко шлепали по нему ладонями, пощипывали ипокусывали его, дотягивались руками до моего влагалища и не давали ему передышки;одним словом, они погрузили меня в океан наслаждения, и я выжала из себя все вмомент десятого своего оргазма, залив горячей жидкостью маленькую куночку самойочаровательной и непорочной из девиц.
Спазмы кончились, и иллюзия рассеялась. Как бы ни была прекраснаФонтанж, теперь я смотрела на нее со злобным безразличием, которое скороперешло в жестокость, и в глубине моего сердца проклюнулся голос, решивший ееучасть.
— Оденьте ее, — приказала я, поднимаясь.
Я также оделась, отослала служанок, и мы остались вдвоем.
