Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 171
Вторая часть «Маракотовой бездны» публиковалась у нас с громадными сокращениями, а потом вовсе перестала печататься; лишь с 1990-х российскому читателю стал доступен полный перевод. Но роман все равно принято называть слабым – возможно, по инерции. Что касается первой части – в детстве она читалась с тем же интересом, что и другие фантастические тексты Конан Дойла. Когда «Бездну» перечитывает взрослый, которому важно не «про что», а «как» написано, – да вроде бы тоже все в порядке, не потерял доктор своего мастерства... И все же «Затерянный мир» интереснее... Почему? Героя «Бездны», профессора Маракота, называют бледной тенью Челленджера. На наш взгляд, Маракот никакая не тень, а просто совсем другой характер – сухарь, фанатичный аскет, зануда, «живая мумия», как сам автор его определил. Скорее уж можно сказать, что Маракот – это Саммерли: быть может, доктор Дойл пожалел, что рано похоронил его.
Вероятно, «Бездна» кажется бледной по сравнению с тем же «Затерянным миром» из-за того, что не совсем удачно выбрана точка обзора. Дойл изменил своему обычному принципу – пара или четверка; главных героев теперь трое: фанатичный Маракот, грубоватый весельчак Билл Сканлэн и Сайрес Хедли, от чьего имени в основном ведется повествование. Хедли – образованный человек, молодой ученый и на роль «простодушного рассказчика» не очень-то годится: мы уже видели, какой сбой дает блистательная схема, когда повествователь недостаточно наивен – эффекта волшебных очков не получается. Если бы Дойл заставил читателя смотреть на происходящее глазами простоватого Билла Сканлэна – наверняка все воспринималось бы куда ярче и живее.
Так почему же погибла Атлантида? «Мы видели войны – беспрерывные войны, на суше и на море. Мы видели беззащитные дикие племена, уничтожаемые огнем и мечом, их подминали под себя колесницы, топтала тяжелая конница. Мы видели сокровища, доставшиеся победителям, но чем богаче они становились, тем резче менялись лица на экране: они приобретали более жесткие, животные черты. Мы видели беззаботные, легкомысленные толпы, бросавшиеся от одного увлечения к другому; они гонялись лишь за порочными наслаждениями, никогда не пресыщаясь ими. Выросла, с одной стороны, группа богачей, стремившихся исключительно к чувственным удовольствиям, с другой стороны, обнищавшее до последней степени население.» Это все доктор писал конечно же не об Атлантиде – о Земле.
Затем «появились реформаторы, пытавшиеся указать заблудшим другие пути, вернуть их к забытым благородным целям. Мы видели, как эти печальные, исполненные серьезности люди увещевали ставших на путь порока, но те, кого они хотели спасти, издевались над ними. Особенно враждебны реформаторам были жрецы Ваала, по милости которых бескорыстная религия духа выродилась во внешние ритуалы и церемонии». Реформаторы – это, надо полагать, спириты, а кто такие жрецы Ваала – вряд ли нужно объяснять. Далее объявился еще один реформатор, собрал вместе всех ученых и построил убежище на случай конца света. Он звал в убежище всех, но все смеялись над ним – так что когда Атлантида начала опускаться под воду, добрый реформатор со своими единомышленниками были единственными, кто спасся. Остальных поглотила пучина. «Видимо, есть точка, после которой продолжение становится невозможным. Терпение Природы кончается, и единственное, что остается, – смести все с лица земли и начать заново».
Не будем думать, что доктор Дойл хотел такой участи для всех, кто не разделял его взглядов, – иначе в этом можно обвинить каждого, кто пишет антиутопию. Он просто предупреждал человечество – как делал во всех своих работах за последние десять лет. Но в конце 1920-х годов он по-настоящему опасался, что нашу планету может постигнуть судьба Атлантиды. Великий Финеас говорил ему о предстоящем конце света, а все, что говорил Финеас, доктор воспринимал как истину.
Да и было отчего поверить в конец света: 1 сентября 1923 года Японию постигло страшное бедствие – разрушительное землетрясение в районе Канто практически полностью уничтожило Токио; 22 мая 1927 года в Китае землетрясение унесло около двухсот тысяч жизней. Финеас говорил: вот она, кара; вот оно, начало конца. Называл сроки: в 1928 году разразится катастрофа, подобная той, которую описал его друг в «Отравленном поясе». Дойл повторял это в своих статьях и публичных выступлениях, ссылаясь на Финеаса. Его книга «Финеас говорит» уже была опубликована; он готовил к печати второй том этих бесед, в котором должны были быть собраны все эсхатологические предупреждения Финеаса (этот том никогда не был издан). Доктора опять называли сумасшедшим. Но Гарри Прайс писал, что его друг производит впечатление совершенно нормального человека: счастлив в семейной жизни, увлечен работой. Ничего оригинального в пророчествах доктора, кстати сказать, не было. Ужасающие всемирные катастрофы после тех землетрясений предрекали очень многие. И, учитывая то, что начало твориться в Европе уже в конце 1930-х, разве можно сказать, что Финеас и Дойл предупреждали зря? Правда, те, кто тащил мир в очередную бездну, искренне считали себя добрыми реформаторами, желавшими отвратить народы от сладострастия и беспутства. Но ведь никто не станет спорить с тем, что добрые реформаторы действительно существуют. Их просто не всегда можно сразу отличить от тех, других. Наверное, поэтому современные беллетристы обычно следуют примеру доктора Дойла: нужно сразу назвать одних Темными, а других Светлыми – чтобы читатель ненароком не спутал, кто есть кто.
«Владыка Темной стороны» – текст совсем небольшой по объему. Хедли, уже давно выбравшийся на сушу вместе со своей женой-атланткой, делится воспоминаниями о жизни в подводном мире. Он рассказывает, как жрецы хотели принести в жертву младенца и как отважные земляне способствовали его спасению, а также о встрече с Темным демоном: тот был чрезвычайно могуществен, насмехался и угрожал, но в конце концов профессор Маракот объяснил ему, что Добро всегда побеждает Зло, и велел убираться в ад, – и ужасный демон был вынужден послушаться. (А Маракот, как Челленджер, отказался от своих прежних материалистических убеждений.) Эпизод этот занимает всего пару страниц. Больше никакого особенного мракобесия во второй части «Бездны» нет, даже нет ничего о спиритизме (хотя есть, например, о реинкарнации), зато там много красочных описаний подводной жизни. Это самая нормальная приключенческая фантастика. Она наивна, но нисколько не устарела: мы не реже одного раза в неделю можем видеть по телевизору сцену, подобную той, что произошла между Маракотом и демоном, а многие из нас даже ходят за этими сценами в кино.
Если за «Маракотову бездну» Дойл, как всегда, получил большой гонорар, то «Историю спиритизма» – как и другие работы на ту же тему – ему пришлось издавать за свой счет. Это поистине монументальное произведение, в котором добросовестно собрано (или свалено) в одну кучу абсолютно все, что доктор знал о предмете, – в том числе и такие вещи, которые в начале XX века даже сами спиритуалисты не воспринимали всерьез. Дойл выражал надежду, что Оливер Лодж оценит его работу. Но Лодж сильно сомневался, что книгу кто-то будет читать: она была безнадежно устаревшей. Он говорил, что сожалеет о решении Дойла публиковать эту вещь, но прибавлял, что «это естественный выход для его миссионерской активности», и сравнивал своего старого друга с фанатичными проповедниками XVIII века. Лодж, конечно, оказался прав: книга расходилась плохо и не вызывала интереса. Отметим, однако, что сейчас «Историю спиритизма» очень любопытно читать – книга написана с наивной, милой, детской важностью и к тому же хорошо переведена на русский язык. Когда временная дистанция становится достаточно велика, старомодность может превратиться в достоинство.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 171
