Алекс не слишком распространялся о том, чем они занимались весь день.
— Мы съездили кое-куда. Поговорили, — улыбнулся он. — То есть больше говорил он, а я лишь слушал. Вкусно пообедали в номерах Анны Вайли. — Он пожал плечами.
Однако Алекс весь вечер был очень задумчивым и рано лег спать, должно быть, утомившись после прогулки.
На следующее утро Ник вернулся. В этот раз он возил Алекса в Рок-Айленд, и вечером Алекс снова рассказывал о прекрасном обеде и ужине, которые им подавали в отеле.
На третий день они отправились в Давенпорт. Алекс вернулся домой раньше, чем в предыдущие два дня, и Шаман услышал, как на прощание брат желает Нику приятного путешествия в Вашингтон.
— Я буду на связи, если ты не против, — пообещал Ник.
— Буду только рад, сэр.
В ту ночь, когда Шаман уже собирался ложиться спать, Алекс позвал его к себе.
— Ник хочет признать меня, — поделился он.
— Признать?
Алекс кивнул.
— В первый день, когда он только приехал, он рассказал мне, что президент Линкольн предложил ему уйти в отставку, так что он подыскивает себе замену. Ник говорит, ему самое время вернуться в родные края и обосноваться здесь. Жениться он не хочет, но сыну будет рад. Говорит, он всегда знал, что я — его сын. Мы три дня провели вместе, разъезжая по окрестностям, осматривая его владения. Ему принадлежит прибыльная фабрика по производству карандашей в западной Пенсильвании, и, возможно, это еще не все. Он хочет сделать меня своим наследником и дать мне свою фамилию.
Шаман немного расстроился и даже разозлился.
— А на ферме ты работать отказался.
— Я сказал Нику, что мне не важно, кто мой отец по крови. Мой настоящий отец — Роб Джей Коул — принимал меня со всеми моими юношескими выходками, несмотря ни на что; настоящий отец научил меня дисциплине и искренней любви. Я сказал, что не откажусь от фамилии Коул.
Шаман коснулся плеча брата. Он не мог подобрать нужных слов, поэтому просто кивнул. Потом он поцеловал Алекса в щеку и ушел спать.
В тот день, когда мастер Уоллес должен был закончить искусственную ногу, они вернулись в город, чтобы забрать свой заказ. Уоллес искусно вырезал ногу, на нее можно было надевать сверху носок и ботинок. Протез Уоллеса полностью соответствовал форме культи и крепился к ней с помощью кожаных ремешков, обвязываемых вокруг колена.
Только лишь попытавшись надеть протез, Алекс возненавидел его. Протез причинял ему сильную боль.
— Это потому, что твоя культя еще не полностью зажила, — объяснил Уоллес. — Чем чаще будешь носить протез, тем скорее образуется костная мозоль. Совсем скоро тебе не будет больно.
Они заплатили за протез и забрали его домой. Но Алекс спрятал его в шкаф и отказался носить. Он ходил лишь при помощи костыля, который ему сделал Джимми-Джо в лагере для заключенных.
Была середина марта, когда однажды утром Билли Эдвардс выезжал с телегой бревен со двора, пытаясь обойти стадо быков, позаимствованное у молодого Мюллера. Олден стоял позади телеги, опершись на трость, и выкрикивал указания окончательно сбитому с толку Эдвардсу:
— Отгоняй их, парень, сдай назад!
И Билли послушался. На его месте было вполне логичным ожидать, что раз Олден приказал ему сдать назад, то сам отступит в сторону. Год назад Олден спокойно сделал бы это и ничего бы не произошло, но теперь, хотя умом старик и понимал, что ему нужно отойти в сторону, болезнь замедлила его реакцию и ноги ослушались его. Бревно съехало с телеги, ударило его в правую сторону груди и отбросило на несколько футов назад. Он неподвижно лежал на грязном снегу.
Билли ворвался в амбулаторию, где Шаман как раз осматривал новую пациентку по имени Молли Торнуэлл, которая, несмотря на беременность, проделала сюда долгий путь из Мэйна.
— Олден! Кажется, я убил его, — кричал Билли.
Они занесли Олдена внутрь и положили на кухонный стол. Шаман разрезал на нем одежду и тщательно осмотрел старика.
Побледневший от страха Алекс вышел из комнаты и самостоятельно спустился по лестнице. Он вопросительно посмотрел на брата.
— У него сломано несколько ребер. Ему нельзя оставаться в хижине. Посели его в гостевой комнате, а я перееду к тебе.
Алекс кивнул. Он отошел в сторону, наблюдая, как Шаман и Билли заносят Олдена наверх, чтобы уложить его в кровать.
* * *
Немного позже Алексу представилась возможность стать ушами Шамана. Он внимательно прослушал грудь Олдена и рассказал, что услышал.
— С ним все будет в порядке?
— Не знаю, — пожал плечами Шаман. — Его легкие не пострадали. Сломанные ребра — не проблема для сильного и здорового человека. Но в его возрасте и учитывая его болезнь…
Алекс кивнул.
— Я посижу с ним, поухаживаю…
— Уверен? Я могу попросить матушку Мириам, чтобы она прислала своих монахинь.
— Пожалуйста, позволь мне этим заняться, — попросил Алекс. — У меня уйма свободного времени.
Таким образом, помимо пациентов, которые вверяли ему заботу о своей жизни, двое членов его семьи тоже нуждались в его профессиональной помощи. Хотя он всегда проявлял сочувствие во время работы, он вдруг понял, что заботиться о своих родных — это совсем не то же, что работать с пациентами. Появилась какая-то новая, особая грань и первостатейная важность в ответственности и повседневной работе. Когда он спешил домой после каждого рабочего дня, ему казалось, будто тени сгущаются над ним.
Однако случались и моменты радости. Как-то раз, к его удовольствию, в гости пришли Джошуа и Хетти. Это было их первое самостоятельное путешествие по Длинной тропе, и они с достойным и очень серьезным видом спросили Шамана, не найдется ли у него времени поиграть с ними. Ему доставило несказанную радость прогуляться с ними по лесу около часа и увидеть первые васильки и четкие следы оленя.
У Олдена начались сильные боли. Шаман давал ему морфин, но лучшим обезболивающим для него был выдержанный виски.
— Хорошо, давай ему виски, — сказал Шаман Алексу, — но в умеренном количестве. Понятно?
Алекс кивнул и четко выполнил его указания. В комнате больного теперь пахло алкоголем — так же, как и в хижине Олдена, хотя ему и выдавали лишь положенные две унции днем и две унции вечером.
Иногда, сменяя Алекса, за стариком ухаживали Сара или Лилиан. Однажды вечером Шаман сидел с Олденом и читал журнал по хирургии, который получил недавно из Цинциннати. Олден метался на кровати, изредка проваливаясь в беспокойный сон. Когда ему удавалось задремать, он бормотал что-то во сне, разговаривая с какими-то незримыми тенями, выдавая указания Дагу Пенфилду, проклиная хищников, которые охотились за их овцами. Шаман смотрел на его морщинистое лицо, усталые глаза, большой красный нос с крупными ноздрями, из которых торчали волосы, и вспоминал того Олдена, которым он был раньше — сильного и сноровистого, бывшего солдата, который учил мальчишек Коул драться.
