отче и помолись за меня грешного и нерадивого.
Старец отвечал:
— О, если бы я имел твои грехи, сын мой612! Знай, — прибавил он, — что милосердый Бог открыл нам о тебе всё и возрадуйся, ибо Он послал нас взять тебя и проводить до святых мест, как ты желаешь, — мы и сами идем туда же.
Тогда Григорий, в умилении, воскликнул:
— Благословен Бог, устрояющий всё ко благу нашему! Затем все четверо отправились в путь. Дорогою старец, испытывая Григория, однажды спросил его:
— Чадо Григорий! Не скучаешь ли ты по своих родителям?
— Господь наш сказал, — отвечал Григорий: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10:37). Но всё-таки, отче, будем молиться Богу, чтобы он и родителям моим (утратившим меня) подал благоутешение, и меня, грешного, сохранил бы от вражеских сетей.
После многодневного пути они приблизились к святому граду и зашли в один монастырь, встретившийся по дороге. Между тем наступил пост св. Четыредесятницы, и потому они не пошли дальше, а остались в том же монастыре до Страстной седмицы. Здесь Григорий увидел строгий пост иноков и их бодрствование: многие из них не принимали пищи и не спали всю седмицу. Здесь он увидел людей, живущих подобно ангелам и беспрестанно славящих Бога, как славят Его на небесах; увидел иноков, проливающих слёзы потоками и весь день и ночь стоящих на молитве, увидел и другие их труды и неимоверные подвиги, и пришел в ужас и бил себя в грудь, восклицая:
— Горе мне! Что же такое — я? Что делать мне, нерадивому, ленивому? Как могу в день суда стать наряду со святыми?!
Но, не желая, однако, совершенно погрузиться в бездну отчаяния, говорил себе:
— Если, как говорит Давид, близ «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет» (Пс. 33:19), то Он может спасти и меня, как спас пришедших в одиннадцатый час613 и не сделавших ничего достойного награды.
Иноки, видя его опечаленное лицо, утешали его, думая, что он тоскует по своей стороне и родителях.
— Не жалей, чадо, — говорили они ему, — о том, что ты зашел с нами так далеко: мы надеемся, что, при помощи Божией, ты опять возвратишься на свою сторону и увидишь родителей своих живыми.
— У Бога, — отвечал он, — нет чужой страны: всё принадлежит Ему и всюду Он проникает Своим всевидящим оком. И я не тужу о том, что зашел сюда и не тоскую я о своих родителях, а напротив, радуюсь, что, оставив отца и мать, нашел Бога, заботящегося обо мне. Нет, другая печаль лежит у меня на сердце. Умоляю вас, святые отцы, помолиться о мне, смиренном, Господу.
После этого ответа черноризцы умолкли.
Когда настал праздник Воскресения Христова, путники отправились в Иерусалим и, поклонившись святым местам, пришли за благословением к патриарху — святому Макарию614. Увидев их, патриарх сказал:
— Радуйся о Господе, авва Марк! Откуда привёл ты к нам этого богоугодного юношу Григория.
— Не мы его привели, владыка, — отвечал Марк, — а хотящий всем спастись Господь и твои святые молитвы.
Григорий изумился, что патриарх называет по имени и его, и старца, и обрадовался, что узнал имя старца; до сих же пор, находившись с ними столько времени, он не знал, как зовут — ни старца, ни двух других спутников, а спросить их, откуда они и как их имена, не смел, — до такой степени он был молчалив и нелюбопытен.
Затем патриарх воззрел на двух других иноков и сказал:
— Хорошо, что вы пришли, Серапион и отец Леонтий. Я благодарю Бога, даровавшего вам силы прийти сюда и привести с собою этого отрока, пламенеющего духом, служащего Господу, утешающегося надеждою, постоянного в молитве, как открыл мне о нем Господь.
Сказав это, патриарх отправился в храм служить Божественную литургию, и все путники приобщились Пречистых Таин. А наутро авва Марк с двумя братиями, взяв благословение у патриарха, пошел посетить братию, живущую кругом Сионской горы. Григорий не знал, что они уходят и, оставшись, очень горевал, что отстал от них. Но патриарх, в утешение ему, сказал, что отцы не уйдут в свою страну, не возвратившись сначала в монастырь.
Тогда Григорий, поклонившись патриарху, осмелился спросить его, откуда явились эти три великие мужа. Патриарх отвечал, что они — из Рима. Когда же черноризцы возвратились в Иерусалим, авва Марк, взяв Григория за руку и, наклонив его к ногам патриарха, сказал:
— Святый отец! И этот — из стада Христова: он примет власть в Церкви и, как веслом, направит ее духовным учением ко благу. А ты, отче, позаботься о нем, дабы он сохранил во всей чистоте свое душевное совершенство и не осквернился греховными помышлениями, свойственными юности.
— Бог избрал его Себе, — отвечал патриарх, — от чрева матери и оградил его страхом Своим: Он же и сохранит его до конца.
Потом, подняв Григория и заметив, что он плачет, патриарх сказал ему:
— Если тебе, дитя мое, нравится здесь, оставайся с нами, — и Господь наш Иисус Христос всё устроит тебе на пользу; если же хочешь идти с ними, то иди с миром.
— Нет, святейший отец, — отвечал Григорий, — я не хочу уходить отсюда, но только молю Бога сподобить меня еще раз в этой жизни увидаться с этими святыми отцами.
Таким образом иноки, испросив у патриарха на дорогу благословения и молитвы, ушли из святого града, а Григорий остался в Иерусалиме при патриархе Макарии.
По пути в Рим авве Марку с Серапионом и Леонтием пришлось плыть мимо Акраганта. Они остановились здесь, приветствовали епископа Патамиона и прожили некоторое время в епископском доме, так как наступил праздник святых Апостолов Петра и Павла. После праздника, когда они уже собирались уезжать и просили у епископа напутственного благословения, к Патамиону пришли из своего селения родители Григория Харитон и Феодотия, чтобы совершить в первый день месяца июля память по своем сыне, так как в этот именно день Григорий покинул родину. Феодотия горько плакала по сыне, и никто не мог ее утешить. Авва Марк спросил епископа:
— О чем, отче, так плачут эти люди?
Епископ, вздохнув, прослезился и ответил:
— У них был единственный сын, которого я принял от святой купели. Когда ему минуло восемь лет, родители привели его ко мне, а я велел учить его грамоте; и Бог дал ему такие способности, что в два года он научился прекрасно читать, писать и петь в церкви.
