— О, вы не искушенный жизнью человек! — ответил старик. — Не знаете еще, в какие соблазны могут впасть и в каких западнях очутиться даже честные люди. Некоторым из тех, что в крепости, герцог чересчур доверял. Сейчас он понял, что дело не совсем чисто, потому и послал рыцаря Маркса Штумпфа фон Швайнсберга с поразительным письмом, в котором пишет, чтобы они не сдавали замок, дали ему возможность прибыть туда, он готов там умереть, если от него отвернулся Господь Бог.
— Несчастный человек! — воскликнул тронутый словами рыцаря Георг. — Но я не верю, что цвет рыцарства способен так кощунствовать. Они впустят герцога в крепость, он воодушевит их своим мужеством, они пойдут на прорыв и разорвут окружение, несмотря на герцога Баварского и Фрондсберга. Мы же присоединимся к ним, сражаясь, проберемся через всю страну и прогоним союзников.
— Маркс Штумпф еще не вернулся, — озабоченно проговорил Лихтенштайн. — Со вчерашнего дня там прекратили стрельбу. Каждый выстрел слышен здесь, в замке. Но уже вчера было тихо как в могиле.
— Может, канонада умолкла из-за праздника. Подождем, завтра утром или сразу после Пасхи, в понедельник, опять все загремит так, что задрожат скалы.
— Что вы! Из-за праздника? Оставаться верным своему герцогу тоже благочестивое дело. Может, святым на небе приятнее слышать пальбу пушек со стен крепости в Тюбингене, нежели видеть рыцарей бездеятельными. Бездействие — начало порока! Но думаю, как только Штумпф появится в замке, он расшевелит их и отвратит от бездействия.
— Вы говорите, что герцог послал рыцаря фон Швайнсберга в Тюбинген? И он сам туда собирается, так как осажденные заколебались. Значит, он не уехал в сторону Мемнельгарда, как говорят люди? Может, герцог где-то поблизости? О, я хотел бы его видеть и пробраться с ним в Тюбинген!
Странная улыбка пробежала по серьезному лицу старика.
— Вы его увидите, когда придет время. Ему будет приятно встретиться с вами. Он и так уже любит вас. Если посчастливится, вы пойдете с ним в Тюбинген, даю вам слово! А сейчас прошу извинения, меня зовет неотложное дело. Потерпите часок в одиночестве. Пригубите вино, осмотритесь в моем доме. Я бы мог пригласить вас на охоту, если бы не Страстная пятница.
Старый рыцарь пожал гостю руку и покинул комнату. Вскоре Георг увидел его выезжающим из замка в направлении леса.
Оставшись один, юноша решил заняться своим костюмом, который в результате ночной езды и пребывания в пещере пришел в некоторый беспорядок. Кто побывал в его положении — в ожидании возлюбленной, конечно, не осудит, что юный рыцарь подошел к небольшому зеркалу из полированного металла, должно быть принадлежавшему Марии, чтобы привести перед ним в порядок волосы на голове и бородку, почистить куртку и уничтожить малейшие следы беспорядка в одежде. Затем он вышел из комнаты и стал искать окно, из которого видна бы была дорога, по которой пойдет из деревни любимая.
Его одолевали радостные мысли, пробегавшие пестрой чередой, подобно легким облачкам на небосклоне. Он был в замке, о котором мечтал больше года, видел его во сне. Об этих горах и скалах она часто ему рассказывала. Здесь, в этих покоях, протекало ее детство! Было что-то привлекательное в комнатах, где она взрослела. Можно себе представить годы, когда маленькая девочка бегала по этим переходам, залам и зальчикам. Здесь ее, маленькую, учила мама вести домашнее хозяйство, что спустя годы так пригодилось юной хозяюшке. Должно быть, в детской головке возникали собственные представления о доме, — улыбаясь, подумал Георг, — и в этом уголке она лепила из хлебных крошек, взятых на кухне, блюда собственного изобретения и потом кормила ими деревянных куколок, изготовленных искусной рукой слуги, затем укачивала их. И вот наступила пора взросления, ребенок превратился в грациозную юную девушку. А где же те укромные местечки во дворе и саду, которые были милы ее сердцу, и где она, серьезная и милая, усаживалась с прялкой и тянула золотую нить, в то время как ее отец или мать рассказывали о днях своей молодости, преподнося мудрые поучения и возвышенные мысли?
А где же то окно, перед которым она, повзрослев, сидела и с неосознанной тоской устремляла вдаль свой взор, пытаясь предугадать будущее, и погружалась в сладкие грезы?
Георгу было необыкновенно приятно в замке. Здесь, казалось, царила душа любимой, и он мысленно ее приветствовал. Об этом садике на узкой площадке скалы заботилась она… Эти цветы в вазе на столе, скорее всего, сорвала сегодня ранним утром она… Юноша наклонился над цветами и поднес к губам благоухающие фиалки. Но что это? Ему послышался шорох женского платья. Он оглянулся. Мария! Широко раскрыв глаза, как бы им не веря, любимая стояла на пороге зала.
Георг бросился ей навстречу, протянув к ней свои сильные руки, и она убедилась, что это вовсе не дух, а живой человек — ее Георг.
— О, как же я настрадалась! — проговорила девушка. Ее бледное осунувшееся лицо подтвердило правоту грустных слов. — Как же тяжело было у меня на сердце, когда я рассталась с тобою в Ульме! Ведь не было никакой надежды увидеть тебя вскоре. Когда же Ханс сообщил мне, что ты направлялся в Лихтенштайн и был ранен по дороге, сердце мое чуть не разорвалось от боли и невозможности за тобою ухаживать.
Георг, посрамленный за свою глупую ревность, почувствовал себя жалким и маленьким на фоне любви Марии. Он попытался скрыть свое смущение и принялся подробно описывать, как все произошло: как распрощался со Швабским союзом, как продвигался через Альпы, как на него напали и как он ускользнул от забот жены музыканта, чтобы ехать в Лихтенштайн.
Юноша выкладывал все начистоту, но Мария то и дело своими вопросами приводила его в смущение, особенно когда с изумлением спросила, почему он в первый раз появился у Лихтенштайна глубокой ночью. Красивые ясные глаза любимой были устремлены на него, и он не мог ей солгать.
— Буду откровенным, — произнес Георг, опустив глаза. — Хозяйка постоялого двора в Пфулингене обманула меня. Она сказала о тебе такое, что я не мог спокойно слушать.
— Хозяйка? Обо мне? — улыбнулась Мария. — И что ж это было такое, что погнало тебя ночью в горы?
— Оставим это! Я был дурак дураком! Изгнанный рыцарь уже убедил меня в том, что я был не прав.
— Нет, нет, — просительно произнесла девушка, — так просто ты от меня не отделаешься. Что знает обо мне эта сплетница? А ну-ка сознавайся!
— Ладно, только не смейся. Она рассказала, что у тебя есть дружок и ты его по ночам впускаешь в замок, когда отец спит.
Мария покраснела. Негодование и желание посмеяться над глупостью боролись в ее душе.
— Ну, я надеюсь, — помедлив, проговорила она, — ты, конечно, ответил подобающим образом на эту клевету и с негодованием покинул постоялый двор, подумав, что лучше тебе переночевать в нашем замке.
— Честно сказать, я так не думал. Видишь ли, я был еще не совсем здоров и поначалу решил, что все это неправда. Но хозяйка сослалась на твою кормилицу, старушку Розель, будто бы я обманут. О, не отворачивайся, Мария! Не сердись на меня! Я вскочил на коня и помчался к замку, чтобы переговорить с тобою и убедиться в том, что ты меня еще любишь.
