Он просунул голову в дыру, оттолкнулся ступнями от земли и исчез.
Род сглотнул слюну и последовал за Томом. Следом за ним в дыру в стене влез Туан.
— Все здесь? — прошептал Том, когда Туан твердо встал на пол. — Посветите мне, — шепнул он Роду.
Род прикрыл ладонью рукоятку кинжала, нажал на кнопку. Тусклый лучик света проникал между двумя пальцами. Том присел, крякнул, вынул из каменного пола изъеденную червями плиту и водрузил ее на место той, что вынул из стены.
— Теперь пусть гадают, как мы сюда проникли, — ухмыльнулся он. — За работу, господа.
С этими словами он зашагал вперед. Род последовал за ним, озираясь по сторонам.
Они попали в большую комнату, стены которой некогда были забраны деревянными панелями. Панели большей частью отвалились и валялись на полу. Здесь не было ничего, кроме паутины, ржавой железной посуды да длинных столов, разбухших от сырости.
— Тут когда-то кухня была, — еле слышно сообщил Том. — Теперь еду готовят на очаге в общей комнате. А сюда уже лет тридцать никто не заглядывал.
Род поежился:
— И как только такого славного парня, как ты, занесло в такую дыру, Том?
Большой Том фыркнул.
— Нет, я не шучу, — торопливо проговорил Род. — О Боге, об идеале судят по тем, кто им поклоняется, Том.
— Молчите! — огрызнулся Большой Том и развернулся столь резко, что Род налетел на него. Огромная ручища толщиною с добрый окорок ухватила его за камзол у самого горла. В лицо пахнуло чесноком и элем. — А насчет королевы как? Что тогда сказать о ее божках?
Он отпустил Рода, легонько отшвырнул (но этого хватило, чтобы Род врезался спиной в стену), а сам продолжил путь.
Род, придя в себя, зашагал за ним, но успел поймать направленный в спину Большого Тома взгляд Туана, полный холодной ненависти.
— Сейчас за угол поворачивать будем, — прошептал Том. — Гасите свет.
Род выключил фонарик, а через пару мгновений стена под его левой рукой закончилась. Род повернул за угол и увидел тусклое пятнышко света в конце темного короткого коридора.
Большой Том остановился:
— Там снова поворот, а за ним дозорный стоит. Так что — на цыпочках, братцы.
И он, исполняя собственное распоряжение, пошел вперед, ступая мягко, по-кошачьи. Род пошел за ним, чувствуя затылком горячее дыхание Туана.
Приблизившись к углу, спутники услышали доносившееся справа, из нового коридорчика, ритмичное негромкое посапывание.
Большой Том злобно, по-волчьи оскалился и прижался спиной к стене. Род последовал его примеру… и отшатнулся, ахнув и невольно содрогнувшись.
Том гневно зыркнул на него, призывая к молчанию.
Род взглянул на стену и увидел какую-то плотную бело-серую блямбу, приклеившуюся к камню. Это ее он коснулся затылком. Блямба была рыхлая, холодная и влажная.
Род, глядя на нее, снова брезгливо поежился.
— Это же всего-навсего ведьмин мох, — шепнул ему на ухо Туан.
Род нахмурился:
— Ведьмин мох?
Туан недоверчиво глянул на него:
— Чародей, а не знаешь ведьминого мха?
От ответа Рода спасло то, что посапывание за углом неожиданно стихло.
Все трое разом затаили дыхание и прижались спинами к стене. Род при этом всеми силами старался не прикасаться к ведьминому мху. Том метал в него гневные взгляды.
Тишина таила в себе какие угодно неожиданности.
— Стой! — прокричал голос за углом.
Все трое окаменели, как парализованные.
— Куда это ты плетешься в такой час? — ворчливо поинтересовался дозорный.
У Рода по спине мурашки побежали.
Дозорному ответил гнусавый, дрожащий голос:
— Да я вот… уборную ищу.
Все трое разом облегченно выдохнули.
— Говори «сэр», когда с солдатом разговариваешь.
— Сэр, — послушно отозвался гнусавый.
— Ты зачем мимо поста пройти хотел, отвечай?
— Так ведь… уборную ищу… сэр!
Часовой ядовито захихикал:
— А с каких это пор у нас уборная рядом с женской половиной? Вот и врешь ты все. Иди, спи дальше. Не видать тебе нынче подружки, как своих ушей.
— Но я же…
— Нет! — рявкнул дозорный. — Правила тебе известны. Сначала Пересмешника спроси. — Тут голос дозорного стал почти что доверительным и сочувствующим. — Да тут ничего такого нет. Он тебе бумагу даст, а там все прописано будет: разрешено, дескать, когда и где. Он насчет этого мужик очень даже покладистый.
Гнусавый закашлялся и сплюнул.
— Ну все, топай, — проворчал дозорный. — Спроси у него разрешения, а мне-то чего?
— Угу, — буркнул гнусавый, — и потом вот так всякий раз дозволения просить, всякую ночь, когда я ее видеть пожелаю? Вот ведь была на свете одна-единственная вещь, что так дешево доставалась, а теперь…
Голос часового снова стал суровым.
— Слово Пересмешника — закон, и если ты меня плохо понял, то сейчас моя дубинка тебе получше все втолкует!
Последовала пауза, затем прозвучал сердитый, отчаянный вскрик и звук поспешно удаляющихся шагов.
Снова воцарилась тишина, а через некоторое время часовой вновь мирно засопел.
Род глянул на Туана. Лицо юноши было мертвенно-бледным, а губы он сжал с такой силой, что они побелели.
— Верно ли я понимаю, Туан? Вы ничего не знали об этом? — шепотом спросил у него Род.
— Не знал, — прошептал в ответ Туан. — А они тут времени зря не теряли с тех пор, как избавились от меня. По часовому в каждом коридоре, письменное разрешение требуют на то, чтобы двое могли разделить ложе… это будет похуже, чем у лордов на юге!
Том вскинул голову.
— Нет! — сердито прошипел он. — Это всего лишь неудобства! Цель, ради которой все это делается, оправдывает средства.
Род был согласен с Туаном. Полицейское государство, жесткий контроль за всеми аспектами жизни человека — марксистские взгляды Пересмешника демонстрировались во всей красе.
— Какая же цель может оправдывать такие средства? — фыркнул Туан.
— Ну… — проворчал шепотом Большой Том, — больше еды для всех, больше хорошей одежды, чтобы не было бедняков и голодающих.
— И все это благодаря планированию рождаемости, — пробормотал Род, бросив красноречивый взгляд за угол.
— Но как же этого добиться? — еще громче спросил Туан, не обращая внимания на отчаянные безмолвные призывы Рода говорить потише. — Письменными разрешениями на любовные утехи? Я не понимаю — как?
