Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 210
Они хотели взорвать весь город, распихали вещи в тысячи тайников, потом взрывать не стали и поудирали. Валялись пустые бутылки, оружие, сброшенные мундиры. Распад, децентрализация, отчаянный страх. Где и что было запрятано, поди теперь все это разбери.
Георга готовится ко входу русских. Чуть не лишилась вахмистрова расположения, принудив его собственноручно вылить содержимое пятидесяти бутылок шнапса, ибо она слыхала, что русские во хмелю плохи. Пару бутылок вина он все-таки у нее выпросил и спрятал в груду сожженных полицейских актов — жаль только, что зола была еще горяча.
Появились земляного цвета униформы. Тревожно, недоверчиво двигались тени перед зданием Академии художеств. Георга и вахмистр уже с трудом выдерживали бесконечное ожидание. Хотелось наконец узнать, каковы на самом деле русские. И если суждено быть убитыми, так поскорей! Они вынесли из лазарета носилки, повязали на руки повязки с красным крестом и уселись на ярком солнышке у ворот под больничным флагом, с твердой решимостью зазвать к себе русских, которые пока что лишь с большой осторожностью проникали в центр города.
Вскоре ввалились несколько украинцев — светловолосые, приветливые — и потребовали пить. Георга вынуждена была первой отхлебывать сельтерскую воду из каждой бутылки. Затем появился настоящий русский медведь, протянул Георге насквозь простреленную черную лапу, а по щекам у него катились слезы. Она его перевязала — наконец-то пригодились знания, полученные на занятиях по противовоздушной обороне! — и он еще какое-то время подпирал спиной стену, выкурил сигарету, поплакал и вновь исчез.
— Дальше, Зиман, любопытные подробности, гляньте.
…во что был превращен музей по приходе русских. Караульные весьма скоро обнаружили устроенные внутри террасы большие винные погреба и, разграбив сладкие вина, уже не выходили из состояния кроткого опьянения. Они охотно делились. Вслед Георге неслось: «Фрау, фрау, бери!», и ученым подносили в восемь утра бокал шампанского. Завтрак накрывался торжественно на двенадцать персон с большим количеством коньяка, сыра и маринованных томатов, причем полотенца с вышитым красным вензелем «погребок ратуши», обычно висевшие в изголовье белых больничных кроватей, служили (аккуратно свернутые) салфетками, а вечером их снова вешали на кровати. Официальное приглашение распространялось на нового сержанта — Василия, который был владельцем варьете или чего-то в этом роде и зычным голосом пел сочиненные им самим песни. За все еще замаскированными от налетов окнами подвала хрюкала свинья, на лестнице топтался валух. Василий подобрал изголодавшуюся овчарку. Непрерывно работал на полную мощность огромный радиоприемник, два солдата валялись поперек кроватей и одновременно играли на гармошках, в два часа под сводами вестибюля поднималась стрельба. Однажды солдаты наткнулись на госпитальную аптечку и принялись пробовать все таблетки и капли. Сплошная дрессировка хищников, вздыхала Георга.
Русские были подозрительны. Думали, она что-то утаила. Она, мол, утаила, унесла крупные статуи из ниш. Нехорошо — если начнут интересоваться каждым египетским рельефом. Так может дойти и до геркуланских и лемносских!
В другой раз двадцать автоматчиков загнали их в туннель трассы теплоснабжения с требованием указать «тайный ход под Эльбой». Когда русские принимались искать то, чего не было в природе, это становилось опасно для жизни, а проводники этой команды, два гражданских поляка и полячка, смотрели злобно. Вдобавок они наткнулись на забытую в трещине стены кобуру от револьвера и потребовали выдать оружие.
А уголовная полиция немцев (до сих пор существующая?) обвиняла ее, наоборот, в выдаче: сержант уголовной полиции и рассказал Георге, что ее обвиняют в разглашении русским данных о хранилище.
— За какую цену? Вероятно, за честь проехаться в автомобиле с лейтенантом Жалусским?
— Проехаться с дедом с моим!
— Да. Проехаться с вашим дедом. Отлично пишет. Факты редкостные, фактура, детали и даже приключения, ну а дальше пошла лирика.
— Вижу. Какой мягкий и интимно-человеческий звук.
Ни о чем не думалось. Мысли, как летние облачка, сами собой проплывали в голове. Тепло и светло, отныне не придется больше спать в подвале, поскольку вахмистр перенес клеенчатую софу из врачебного кабинета наверх, в ее личный кабинет, а вот это серое перед глазами — стена ее музея, и там выгорел только третий этаж, а вот идет караульный, добродушный бородатый украинец, несет ей сардинки в масле и хлеб — слегка заплесневевший, но все же хлеб, — и лейтенант Жалусский обещал, что все ценности останутся в Германии, и подвал снова замуровали, ни одна мелочь из него не пропадет, и она вытащила из чемодана со спасенным имуществом летнее платье, его даже удалось как-то погладить, и коллега из минералогического заботится о ней, и формовщик уже вернулся, и по музеям объявлено, что все могут к ним приходить, — крикнут издали «фрау доктор» (столько-то немецкого караульные уже освоили), и их пропустят. А еще — наступил мир, и те офицеры у комендатуры, с седыми бородками, были такие красивые, словно прямиком из романа Достоевского. И дальше, повторяясь, текли мысли: погода волшебная, и никаких на сегодня дел, только лежать на скамейке и смотреть на деревья и небо.
— Сколько же она будет разводить всю эту лирику. Про красивых с бородками офицеров. Зиман, мне улетать пора. Скажите, что вас интересует в точности.
— Это вы думаете, Бэр, что лирика. А я, представьте, хочу знать, была ли у них любовь. И по-человечески интересно, чтоб лучше понять деда. Но важно и для общей ситуации. Я думаю, именно за связь с немкой деда удалили из бригады, занимавшейся откапыванием, и вычеркнули из реляций, наградных списков.
— Ну, она, конечно, могла симпатизировать вашему дедушке…
Я же видел фото. Он был хорош, прямо как в кино.
— Но она его лет на десять лет старше.
— Думаю, любовь или симпатия. Учтите и еще фактор. Советские солдаты в Саксонии не зверствовали, как, не хочу даже сравнивать, в Восточной Пруссии. Иногда мелко шкодничали. А это другое. Поэтому дрезденцы относились к ним, можно сказать, вообще нормально. Гораздо лучше, чем к англо-американцам. Вдобавок англо-американцы их бомбили, а русские не бомбили. Это просто и тупо, но многое объясняет.
Отъевшись и успокоившись, ученые разъехались свидетельствовать мелкие хранилища. Существовало множество рассеянных по всей Саксонии хранилищ с основной частью коллекций. Хранилища Музея искусств уже захватила русская трофейная команда и, судя по всему, жаждала завладеть их содержимым. Однако научные коллекции ее не интересовали, и эти хранилища были предоставлены самим себе. Требовалось как можно скорее разыскать их и обеспечить их безопасность.
Но Саксония сделалась вдруг такой большой! Поначалу поезда ходили редко, и сообщение то и дело прерывалось из-за взрывавшихся мостов. Тем редким храбрецам, кому удавалось после длившегося несколько дней путешествия добраться в Дрезден из Берлина, дивились, как в старину — вернувшемуся из Китая Марко Поло.
И вот кабинетные ученые дрезденских музеев потянулись за город, прихватывая с собой буханку хлеба, бутылку вина и одеяло, чтобы пешком, за несколько дней перехода добраться до своих хранилищ, ночуя в руинах и развалинах с самыми странными людьми, а иной раз — у друзей или у благожелательных хозяев. Сколько трудностей, сколько несчастий! По всей стране в разные стороны брели отчаявшиеся, уставшие беженцы со своими повозками. Напрямик через поля русские гнали на восток в качестве военной добычи бесчисленные стада. Повсюду осколки войны, разбитые танки, пушки, необозримые массы напрасно растраченного металла, завалы на улицах, завалы даже в лесах. Но ясное раннее лето облегчало эти странствия, и во всех деревнях путников принимали словно чудотворцев, ведь люди не имели представления даже о том, что творилось в ближайшей деревне, в часе пути…
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 210
