И, кстати, она не сдвинулась ни на миллиметр за то время, пока я был здесь. Не сочтите это за зазнайство, ваше превосходительство… Случайный гость этого не заметит. А заметит он, скорее всего, то, что сам кабинет, если говорить про общее впечатление, выглядит в одно и то же время и объёмным, и плоским, двухмерным, а вы на фоне его убранства смотритесь самым… живым, что ли, и смотритесь чуждо, будто бы лишним.
– Случайных гостей в моём кабинете не бывает, – прохрипел генерал, сдерживая кашель, и кинул взгляд на свои толстые пальцы, побарабанив ими по столу. – И с вашей стороны это вовсе не зазнайство.
– Если вам не по душе незначительные недоработки вашего рабочего места, то я могу их подправить – один момент, вам достаточно приказать, – учтиво произнёс Репрев, преклонив голову.
– А вы оценщик не из самых взыскательных, если называете эти недоработки незначительными… Нет, нет, нет, в этом нет необходимости! – флегматично всплеснул перед собой руками генерал, и пуговицы на манжетах его мундира тускло сверкнули медью. – Незачем растрачивать свои силы впустую: к сожалению для всех нас, им свойственно заканчиваться. К тому же мой рабочий кабинет является ничем иным, как пробой пера. А вот вы – искусство высокое.
– Вы вгоняете меня в краску. Но продолжайте, потому что её всё равно не видно за моей прелестной шерстью, – ироничная улыбка открыла ряд новеньких алебастровых зубов Репрева.
– Вы, безусловно, правы, – Цингулон повёл плечами, будто решаясь встать, но передумал, приосанился, и его треугольчатое лицо измялось в ответной лукавой улыбке. – А не то, чего гляди, загордитесь… И, кстати, на базе уже знают о том, что у нас появился полуартифекс. А скоро узнает и весь город. Ну, как вас принял мой отряд? – спросил генерал, но в его глазах всё так же отражалось холодное безразличие, отчего вопрос прозвучал как формальность.
– Хорошо, хорошо, – поклонился Репрев и сцепил спереди руки в замок. Взглядом он старался не встречаться с Цингулоном.
– Почему же вы тогда не танцуете? – поднял бровь генерал, не стирая с лица фальшиво добродушной улыбки. – Может, вам наши кинокефалки не нравятся? Или, может, – с придыханием спросил он, подвинувшись: – ждёте, пока я вас приглашу на танец?
– Для меня большая честь получить от вас подобное приглашение, – Репрев снова поклонился, мило улыбнувшись, и его жёсткие, как леска, усы словно кто-то поддёрнул. – Только для начала давайте определимся, кто будет вести, – доктор раскатисто рассмеялся, откинув назад голову, держась за грудь огромной ладонью с как будто бы сросшимися пальцами. Репрев продолжил с обрезанной улыбкой: – По правде говоря, со мной сегодня нет той, с которой хотелось бы танцевать.
– Понимаю, – закивал генерал, и нижняя губа закопошилась на его пшеничном львином лице. – Но я пригласил вас к себе не за тем, чтобы расспрашивать о вашем времяпрепровождении. Вы вольны тратить своё свободное время так, как вы этого пожелаете, если это не противоречит уставу, конечно же, – генерал заёрзал на стуле, в который он еле помещался, и, наклонив голову, ещё больше сузил узкие глаза и посмотрел на Репрева. Репрев, заморгав ресницами, опустил острую морду и исподлобья уставился своими мутными глазами в холодные щёлки глаз Цингулона. – Капитан Аргон поднимет отряд на рассвете. Мы на подступе к прииску малахитовой травы. Как ваш настрой, боевой? Вы готовы уже завтра принять участие в добыче малахитовой травы?
Репрев стал навытяжку, покачался на пятках и отвёл большой чёрный нос куда-то влево и вверх, открывая шею с острым кадыком.
– Я как никогда готов. Готов служить вам верой и правдой.
Генерал Цингулон смерил его гордым взглядом и спросил:
– А почему вы готовы?
– Простите?
– Почему вы готовы служить мне? – повторил Цингулон.
– Вы вдохнули в меня силы. Сделали меня тем, кем я даже не смел бы подумать когда-нибудь стать. Наконец, приняли меня в свой отряд. Я благодарен вам, и я выражаю свою благодарность в служении вам, ваше превосходительство, – Репрев говорил с вылизанной вежливостью, не сбиваясь в словах, и в конце ещё раз поклонился.
– Я слышу речь настоящего отрядовца, – генерал Цингулон тяжело встал из-за стола, с шумом отодвинув стул, и зашагал чётким военным шагом по кабинету, заложив руки за спину. – Позвольте же мне спросить: какое у вас сложилось отношение к черновым? Вам же объяснили, что мы подразумеваем под этим понятием?
– Да, мне объяснили, кто они такие.
– Плохо, значит, объясняли, – Цингулон встал к полуартифексу боком. – Черновые – они не «кто», а «что». Черновые – не кинокефалы, не феликефалы, они – никто, материал. У черновых нет чувств и желаний, и вы не должны испытывать к ним ни жалости, ни сожаления. Их слёзы не должны вызывать в вас сострадания. Вы и представить себе не можете, какие открытия нас ждут с малахитовой травой, какой военный потенциал открывается нам с её изучением, – закончив, генерал стукнул каблуками, повернулся к Репреву и внимательно посмотрел на него.
– Вы хотите знать, почему я вступился за… – чуть не сорвалось с языка Репрева: «за того кинокефала», но вовремя опомнился и сказал как следует: – …за того чернового? Когда капитан Аргон доложил вам об этом, он случайно не упомянул, что я своим поступком пытался спасти рабочие руки? Добавлю, что именно капитан подвёл меня к этому решению, когда отряд попросил себе чернового, чтобы проверить…
– Можете ли вы воскрешать, – продолжил за него Цингулон, ухмыльнувшись. – Открою вам маленький секрет: я прихватил с собой черновых лишь на всякий случай.
– То есть как? – поднял глаза Репрев.
– Я понятия не имею, пригодятся ли они нам на прииске или же мы сможем обойтись без них. Так что ваше беспокойство было напрасным, к тому же вы лишили ребят веселья, предполагаю, заслужив репутацию зануды. И вот вам ещё одно моё предположение: устроив танцы, вы себе своё уважение в отряде вернули, так что можете не таить на меня обиды за то, что назвал вас занудой. Тем более мне доставляет удовольствие видеть, как новобранцы находят любые отговорки, чтобы сберечь жизнь черновых, не все, конечно, но… – генерал улыбнулся, а его глаза сверкнули.
– Ваше превосходительство, – испуганно произнёс Репрев, подавшись вперёд, – вы неправильно всё понимаете, это не отговорки…
– Так, может быть, утолите жажду зрелищ и пристрелите этого чернового, а заодно и проверите, можете ли вы в самом деле воскрешать или нет? Потому что я тоже сгораю от любопытства. А опыт этот вам рано или поздно придётся провести.
– Прошу меня простить, но я буду стоять на своём: нельзя безрассудно пускать в расход черновых, когда от малахитовой травы
