Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
– Ты в то время был мальчиком, – сказала она. В ее тоне не было отвращения к нему. – Ты в первый раз видел обнаженную женщину и в первый раз коснулся женщины. Боже мой, Спенсер, в такой экстремальной обстановке – она была не только страшной и эмоционально насыщенной, все ощущения соединились тогда – многое для тебя в тот момент произошло впервые. То, что ты касался ее, сильно подействовало на тебя. Так могло случиться и при нормальных условиях. Твой отец прекрасно понимал это. Он был умный сучий сын! Он пытался, используя твое смущение и волнение, манипулировать тобой. Но это все ничего не значит!
Она была такой понимающей и всепрощающей. В этом искореженном мире те, кто был слишком милосерден, расплачивались за свое милосердие.
– Я вернулся сюда через катакомбы, прошел мимо всех мертвецов в нишах. Кровь моего отца стояла перед моими глазами, а моя рука помнила ощущение ее грудей. Мне ярко припоминалось ощущение ее твердых, словно резиновых, сосков, когда они упирались в мою ладонь...
– Прекрати истязать себя.
– Никогда не лги собаке, – сказал Спенсер.
На этот раз в высказывании не содержалось даже намека на юмор. В его словах слышались горечь и ярость, пугавшие его.
В его сердце кипела ярость, она была чернее пола в этой комнате и чернее двери перед ними. Он уже не мог избавиться от этой ярости, как не мог в ту жаркую июльскую ночь избавиться от ощущения тепла и округлости женской груди, жившего в его руке, и бархатистости женской кожи. Его ярость не имела выхода и в течение шестнадцати лет лишь росла. Его подкорка хранила ее все эти годы. Он не был уверен, что знает, против кого она направлена – против отца или его самого. У нее не было цели, и он отрицал присутствие этой ярости в себе и глубже загонял ее внутрь. Теперь она конденсировалась в крепкий настой чистейшего гнева, и тот разъедал его, как настоящая кислота.
– ...Я продолжал ощущать ее соски на своей ладони, – продолжал он. Его голос дрожал от страха и гнева. – И вернулся сюда, к этой двери. Открыл ее. Вошел в черную комнату... И потом я помню только, как я уходил отсюда и за мной закрывалась эта дверь...
* * *
...Босиком шагаю через катакомбы, в моей памяти провал более черный, чем комната позади меня. Я не помню, где я сейчас был и что случилось. Прохожу мимо женщин в нишах. Женщины, девочки, матери, сестры. Их молчаливые вопли. Постоянные крики. Где же Бог? Волнует ли все совершенное здесь Бога? Почему Он оставил их здесь? Почему Он оставил меня? Огромная тень паука ползет по их гипсовым лицам, среди петель, провода, на котором укреплены лампочки. Когда я прохожу мимо ниши в стене, приготовленной для женщины, лежащей в черной комнате, мой отец выходит из этой дыры, из темной земли, покрытый кровью, качаясь и хрипя в агонии, но так быстро, слишком быстро, быстро, как паук. Яркий блеск стали разрывает тени. Нож:. Он иногда писал натюрморты и на них изображал ножи. Они у него сверкали, как священные реликвии. Блеск стали и рвущая боль на моем лице. Пистолет падает, и я прижимаю руки к лицу. Кусок щеки болтается до самого подбородка. Я чувствую обнаженные зубы под пальцами. Эта ухмылка идет вдоль всего лица с этой стороны. Язык бьется о пальцы сквозь открытую рану. Отец пытается снова нанести мне удар. Размахивается, падает. Он слишком слаб и не может подняться. Я прячусь от него, прикладываю кусок щеки на место. Кровь льется между пальцами вниз по горлу. Я пытаюсь соединить свое лицо. О Боже, я стараюсь, чтобы мое лицо не распадалось, и бегу, бегу отсюда прочь. Позади меня он не может подняться с пола от слабости, но у него хватает сил, чтобы кричать мне вслед:
– Ты убил ее, ты убил ее, малыш, мой мальчик, ты убил ее, ты убил ее?
* * *
Спенсер не мог смотреть Элли в лицо. Пожалуй, он уже никогда не сможет смотреть ей прямо в глаза. Он смотрит на нее искоса, он видит, что она тихо плачет. Она оплакивает его, слезы льются градом, и лицо блестит от слез.
Он не может поплакать о себе. Он даже не смог выпустить из себя свою боль и очиститься от нее. Он не знал, заслужил ли он слезы – свои, ее или чьи-то еще.
Он ощущал в себе только ярость, но не знал, на кого ему нужно ее направить.
Он сказал:
– Полиция нашла мертвую женщину в черной комнате.
– Спенсер, он убил ее, – сказала Элли. Голос у нее дрожал. – Это обязательно должен был сделать он. Полиция сказала, что это сделал он. Ты был геройским мальчиком.
Глядя на черную дверь, он покачал головой:
– Элли, когда он мог убить ее? Когда? Он уронил скальпель, когда мы оба повалились на пол. Потом я побежал, и он устремился за мной.
– Но там были и другие скальпели, другие острые инструменты лежали в этом ящике. Ты же говорил об этом сам. Он схватил один из них и убил ее. На это ему потребовались секунды. Всего несколько секунд, Спенсер. Этот ублюдок был уверен, что ты не сможешь убежать далеко, что он все равно поймает тебя. Он был настолько взволнован после схватки с тобой, что не мог больше ждать, он трясся от возбуждения, ему было нужно убить ее, быстро и жестоко!
– Позже он валялся на полу, после того как ранил меня. Я убегал отсюда, и он кричал, спрашивая – убил ли я ее, понравилось ли мне убивать ее.
– О, он все знал. Он знал, что она была мертва до того, как ты вернулся сюда, чтобы освободить ее. Может, он был ненормальным, а может, и нет. Но как верно то, что существует ад, так безусловно и то, что он был живым воплощением зла. Разве ты этого не понимаешь? Он не мог совратить тебя и не смог тебя убить, поэтому он решил испортить тебе всю жизнь, если ему это только удастся, посеять семена сомнения в твоем мозгу. Ты был еще мальчиком и почти ничего не видел от ужасного потрясения, у тебя все перепуталось в голове. Он прекрасно понимал твое волнение. Он все знал и постарался использовать его против тебя. Для него в этом заключалось удовольствие – больное, извращенное удовольствие!
В течение большей половины своей жизни Спенсер пытался убедить себя, что все происходило, как в том сценарии, который Элли только что представила ему, но провал в его памяти оставался. Продолжавшаяся амнезия, казалось, доказывала, что правда на самом деле была иной, хотя он так старался убедить себя в обратном.
– Иди, – хрипло сказал он. – Беги в машину и уезжай отсюда. Поезжай в Денвер. Мне не следовало привозить тебя сюда. Я не стану тебя просить остаться со мной.
– Я уже здесь и не собираюсь уходить отсюда.
– Я сказал, уезжай скорей!
– Ни за что!
– Уходи и забери с собой собаку.
– Нет.
Рокки визжал, трясся, прижимаясь к колонне из темного, кровавого кирпича. Он так мучился, Спенсер никогда прежде не видел его таким.
– Возьми его с собой, ты ему нравишься.
Сквозь слезы она сказала:
– Я не уеду. Черт возьми, это мое решение, и ты не можешь ничего решать за меня.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
