Стен осторожно открыл дверь и заглянул в спальню. Луч света падал на широкую кровать и освещал лицо Висинии. Красота жены снова поразила Стена в самое сердце, и оно сильно забилось. Хотя он и проскользнул в комнату очень осторожно, она открыла глаза и улыбаясь посмотрела на него.
— Ты вернулся, — сонно сказал она.
— Да, — прошептал Стен, следя за тем, чтобы не помешать спокойному сну их сына, который спал в своей колыбельке рядом с кроватью.
— Он там был?
— Как и договаривались. У них все хорошо. Керр достиг такой мудрости, которая очень пригодилась его народу. А Турк стал мощным воином. Они с надеждой смотрят в будущее, — сообщил Стен о своей встрече с троллем.
— Это хорошо. Я желаю им, чтобы они могли прийти к хорошей жизни. Такой, как они себе это представляют.
— А как дела у тебя? У вас тут все хорошо?
Висиния закатила глаза и шутливо бросила в Стена одной из подушек.
— Прекрати обращаться с нами как с тяжелоранеными, Стен! Твой сын просто маленький, он не болен. И у меня есть все основания полагать, что со временем он вырастет сам.
По ее голосу Стен понял, что она говорила несерьезно, и широко улыбнулся. Не отвечая, Стен подошел к колыбельке, в которой Натиоле спал под мягким меховым покрывалом. Глаза малыша были плотно закрыты, а крошечные ручки сжаты в кулачки. Темный закрученный локон торчал на его голове. «Такой беспомощный, такой хрупкий, — вновь ошеломленно подумал Стен. — Но мы защитим тебя. Керр прав: дети — это богатство каждого племени. Когда ты достаточно подрастешь; я расскажу тебе все о человеке, имя которого ты носишь. О мужестве Натиоле, о его деяниях, надеждах и любви, о жертве, которую он принес и которую тебе уже не придется приносить. Я хочу, чтобы однажды ты стал гордиться своим именем».
— Иди в кровать, — попросила Висиния. — Мне холодно без тебя.
— Снег тает. В Садате уже точно расцвели первые цветы. Мы должны будем в скором времени отправляться в путь.
— Я знаю, — ответила Висиния. — Нам нужно скоро ехать в Теремию. В нашей стране очень много трудностей, которые требуют нашего внимания.
— Я тут подумал, — сообщил Стен, кивнув. — Керр рассказал мне, что Турк — предводитель племени, но он слушает слова Керра. Он сказал, что хороший предводитель знает, чьему мнению он может доверять.
— Это очень умно со стороны Турка.
— Да. И поэтому я подумал, что мы можем кое-чему научиться у троллей. Я бы снова ввел совет. Мы так много должны сделать, и мы не можем все это делать одни. Мы даже не знаем, как нужно решать многие проблемы. Я хочу, чтобы в совете было больше голосов, советников, которые будут знать свое дело. Столяры, крестьяне, каменотесы, торговцы. Мы довольно долго слушали только воинов. Сейчас наступило время подумать о мире.
— Многие дворяне не обрадуются, если мы сделаем советниками крестьян и ремесленников и ты дашь им голос в совете, — заявила Висиния.
— Это мне все равно. Я верю, что начинается новое время. Нам нужны люди, которые хотят и могут жить в мире друг с другом. Или ты думаешь, что нам грозит война с марчегом Тамаром?
— Нет. Теперь, после смерти Сциласа, его притязанию на свою землю ничто не угрожает. Еще он займет Валедоару, но я верю, что он выполнит наши договоренности и никогда не будет претендовать на титул короля, — серьезно заявила Висиния. — По крайней мере, если мы будем выполнять свою часть и также никого не коронуем на краля или кралю. Я верю, что он хороший человек, который также надеется, что наши потомки однажды будут жить в стране, которая не будет только Влахкис или только Ардолия, а объединит в себе самое лучшее от двух стран.
— Тогда в ближайшие годы нас ждет только мир. А в мирное время воины не самые лучшие советники. Поэтому я хочу созвать новый, больший совет.
Стен, вздохнув, снял рубашку через голову, затем снял штаны и скользнул под одеяло.
— И как ты себе это представляешь? — спросила его жена, прижимаясь к нему всем телом.
Ее теплое тело наполняло его такой жизненной силой, что Стен на мгновение замолчал, наслаждаясь лишь ее близостью.
— Влахаки должны определить членов совета. Так же как и бояре выбрали нас из своей среды.
— Это может сработать. По крайней мере, народ тебя точно будет любить за это. Но он и так тебя уже любит, — ответила его жена с улыбкой. — «Через мрачные стены негодяев…»
Она тихо начала напевать песню, которая уже очень давно была сложена поэтами о влахакских воинах. Стен застонал:
— Единственное преимущество титула воеводы заключается в том, что в будущем я могу повесить любого, кто будет петь эту трижды проклятую песенку.
— Любого, кроме меня, — невозмутимо возразила Висиния, на что ее муж ответил громким вздохом.
Потом она зевнула:
— Давай мы позже продолжим разговор о Влахкисе и совете, хорошо?
Стен с улыбкой кивнул и взял ее за руку. Он устал, однако встреча с Керром все еще занимала его ум и он никак не мог уснуть.
«Возможно, я смогу уговорить Флорес войти в совет, когда она вернется из империи, бывшая воевода как-никак. И она была бы хорошим, пусть даже и вспыльчивым советником.
Впервые за такое долгое время в нашей стране будет мир, хотя от ненависти остались глубокие раны и шрамы. Нам нужны люди, которые больше не слушают боль прошлого. Возможно, однажды масриды, влахаки и сцарки смогут подать друг другу руки в настоящей дружбе. К этому лежит долгий путь, но, как и любая другая дорога, эта тоже начинается с первого шага». Его взгляд коснулся колыбельки, в которой спал Натиоле. «И мы сделаем этот шаг».
Эпилог
Что-то изменилось. На краткое мгновение боль, смятение, ненависть и гнев исчезли. Когда мир вернулся, он стал спокойнее. Боль утихла, неукротимая ненависть, которая окутывала дух темноты и отравляла его сны, растворилась и исчезла.
Его сознание лежало во мраке, но пока еще на краю пробуждения. Он чувствовал борьбу с собой, кровожадность и желание смерти, которое он тоже носил внутри. Неутолимую печаль, которая превратилась в безграничный гнев.
Его дети бежали в недрах земли, по бесконечным ходам и туннелям, ненавидимые, гонимые, внушающие страх. В некоторых он чувствовал темноту, которая владела и им тоже. Его темноту. Их ненависть полыхала в нем — мрачный огонь, который не давал духу успокоиться.
Но при этом в вечной ночи подземного мира появился еще один голос. Спокойный голос, успокаивающий голос. Он проник сквозь боль и страх и успокоил мысли. Его звучание было словно бальзам, остров спокойствия в бушующей реальности.
Дух темноты медленно вернулся назад в сон. На землю выпал снег, накрыл ее, прогнав все живое в свои дома. С холодом пришло спокойствие, лучшее время.
Старые раны еще саднили, но они больше не будили его. Новые раны зарубцевались. Они стали не больше чем старые нерадостные воспоминания; лишь некоторые из многих. Или это были только сны — то, что произошло, что он чувствовал? Возможно, это сон, который никогда не был реальностью?
