меня оставили в покое и не мешали плакать и горевать. Но Кэтмир не дал мне такой возможности – как и люди, которых я встретила там. Мне казалось, что я все потеряла, но за год случилось многое, и, стоя здесь теперь, я не могу не думать о том, как благодарна этой школе и этим людям. Как я благодарна этому миру, который впустил меня в свое сердце и помог мне понять, каково мое место на земле. Я искала и себя. Та, кто защищает и лелеет. Здесь я обрела друзей, которые мне дороги и по которым я скорблю, здесь я встретила людей, у которых многому научилась, и нашла свою пару, своего суженого, которого буду любить вечно.
Я обрела себя и обрела семью.
Я принимала трудные решения и отвечала за их последствия.
И теперь я учусь тому, как становиться сильнее и крепче на изломе.
И именно эта сила – которую подарили мне мои друзья, мои родные и моя пара – дает мне мужество и убежденность для того, чтобы стоять сейчас на этой сцене и говорить о том, что мы с Хадсоном задумали для наших людей и нашего мира.
– После тысяч лет, бесчисленных откатов назад и проблем, встававших перед Кругом и приносивших вам невзгоды и страх, мы с Хадсоном решили, что первым нашим решением на посту глав Круга станет его преобразование из органа, в котором всем управляют немногие избранные, в орган, которым будете управлять все вы.
Мои слова разносятся над заснеженными полями, и люди перестают переговариваться и кричать и начинают слушать.
– В ближайшие месяцы мы учредим новый выборный орган, который будет представлять разнообразное и прекрасное сообщество сверхъестественных существ, в котором мы живем. Такой орган, в котором голос будет иметь каждый клан сверхъестественных существ – не только те пять кланов, которые всегда были представлены в Круге, а все кланы без исключения – от великанов до русалок, от чупакабр до мантикор. И если наш план сработает, если мы все найдем способ жить, любить и поддерживать друг друга, это будет уже не круг, а цепь, в которой все звенья будут соединены. И мы объединим наши усилия, сделав так, чтобы в ней не было слабых звеньев. Вот как мы с Хадсоном хотим править, ибо мы считаем, что только наше сообщество будет сильным и процветающим.
– Мы просим вас присоединиться к нам в этом долгосрочном плане, который принесет лучшее будущее всем нам, – продолжает Хадсон, когда я замолкаю. А затем дарит всем собравшимся – включая остальных членов бывшего Круга – ту озорную улыбку, которая всякий раз волнует меня. И, судя по реакции присутствующих, она действует и на них. – Но для всего этого у нас еще будет время. А теперь я хочу поблагодарить организаторов церемонии, Имоджен и Линдена Цоев. И лично я думаю, что вы должны крепко держаться за свои рога, потому что, как я слышал, ведьмы и ведьмаки умеют зажигать!
И вдруг, откуда ни возьмись, воздух наполняет громкая музыка. Начинается фейерверк, разгораются грили для барбекю, и на небе пляшет северное сияние.
Я беру Хадсона за руку, и теперь нам остается сделать только одно. Заткнуться и танцевать.
Глава 124
Танцуй, кайфуй и правь
Не проходит и нескольких секунд, как нас окружают наши друзья, которые поздравляют нас. Мэйси крепко обнимает меня.
– Вы сделали это! – восклицает она и сжимает меня так, что я едва могу дышать.
– Мы сделали это! – отвечаю я, обняв ее почти так же крепко.
Я перехожу от одного друга к другому, а толпа вокруг нас продолжает приветственно гудеть. Иден забивается со мной и кричит:
– Да, черт возьми, да!
Флинт подбрасывает меня в воздух, как тряпичную куклу, и говорит:
– Неплохо, Новенькая. Совсем неплохо.
А Джексон – Джексон просто ухмыляется и спрашивает:
– Что больше всего портит правителям кровь?
– Понятия не имею.
– Горгулья, собирающаяся изменить мир. – Он обнимает меня и долго не отпускает. – Похоже, мы оба нашли родственную душу, – шепчет он мне.
Я отстраняюсь, округлив глаза.
– Ты и Флинт? Вы наконец это поняли?
– Да, после Каземата… – Он замолкает, делает долгий выдох и начинает опять. – После Каземата. Я попросил его не оставлять меня. И поскольку как человек он лучше меня, он сказал «да».
Слава богу.
– Тебе давно было пора образумиться, – говорю я ему, чувствуя, как наконец исчезают последние крохотные трещинки на моем сердце. – Хотя я надеюсь, что он заставил тебя немного поумолять его.
Флинт дурашливо улыбается, обняв Джексона за плечи.
– Да уж, – говорит он. – Это было то еще зрелище.
Джексон закатывает глаза, но улыбается при этом такой же широкой улыбкой. До меня доходит, что сейчас я впервые вижу, чтобы Флинт смотрел на Джексона вот так – радостными глазами, а не так, будто он страдает, но пытается это скрыть. Это замечательный взгляд – и замечательная улыбка, – и я надеюсь, что в будущем увижу еще много таких взглядов и улыбок.
Флинт замечает, что я смотрю на него, и шевелит бровями, а затем опять исчезает в танцующей и смеющейся толпе.
– Я рада за тебя, – говорю я Джексону, когда мы остаемся одни. – Хотя вам с Хадсоном пришлось потратить немало времени, чтобы понять, что вы не единственные, кто должен приносить жертвы.
– Может быть, дело было в том, что мы оба знали, что нам надо многое искупить.
– Вы оба очень хорошо с этим справились. – Я обнимаю его снова. – А теперь вам надо просто быть счастливыми.
– Мне нравится, как это звучит. – Он отстраняется от меня, когда кто-то за моей спиной прочищает горло.
– Можно мне кое-что добавить?
– Иди найди свою пару, – шепчу я Джексону и, повернувшись, вижу дядю Финна, стоящего рядом и глядящего на меня глазами моего отца.
– Я горжусь тобой, – говорит он и тоже обнимает меня. – Мы все так гордимся тобой.
– Спасибо, – шепчу я, чувствуя, как срастается еще одна трещина моего разбитого сердца. – За все.
Когда он отходит, его место занимает моя бабушка. Как и всегда, я понятия не имею, что у нее на уме.
– Пойдем со мной, – говорит она, и едва я отхожу вместе с ней, как мы оказываемся не на склоне Динейли, а идем в одиночестве по дощатой дорожке на моем любимом пляже в Сан-Диего, и перед нами стоит несколько шахматных столиков.
– Сядь, – командует Кровопускательница, и я сажусь, потому что даже посреди празднества нам есть что сказать друг другу.
Когда она тянется к шахматной
