на фарфоровой фабрике».
Когда был объявлен очередной конкурс, Фаянс послала свое фото (на этот раз речь шла не о титуле «мисс Швеция», а о звании «мисс Незамужняя»). Фаянс дали бесплатный билет, и она приехала на конкурс, где её со всех сторон обмерили, как водится на таких конкурсах, и включили в список кандидаток. А когда подошел конкурс, «мисс Незамужней» избрали именно Фаянс, и тут ничего удивительного нет, потому что она была прекрасна, словно фарфоровая кукла.
Как всякая «мисс», Фаянс трудилась на благотворительных базарах и официальных приемах с восьми утра до пяти часов дня, а иногда и целыми вечерами. Каждое утро она вставала в семь, чистила зубы, накладывала на лицо косметику, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами могла она любоваться прекрасными манекенщицами.
«Вот бы стать манекенщицей! — мечтала Фаянс. — Это тебе не торговля лотерейными билетами на базаре Красного Креста и не копченая лососина, какую подают в Народном доме».
Однажды к Фаянс пришел какой-то представительный мужчина и спросил её, не хочет ли она стать манекенщицей. Платить ей будут хорошо, а иногда даже позволят оставлять себе платья, которые ей особенно понравятся.
Теперь Фаянс позировала в фотоателье с семи утра до шести часов вечера, а часто также на вечерних показах. Каждое утро она вставала в шесть, чистила зубы, накладывала на лицо косметику, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал». Часами, если только у неё было время, могла она любоваться знаменитыми кинозвездами.
«Вот бы стать кинозвездой! — думала Фаянс. — Это тебе не фотоателье, где торчишь целыми днями перед фотоаппаратом, широко расставив ноги, выпятив живот, и непременно улыбаешься».
Однажды вечером некий кинопродюсер пригласил Фаянс на обед в погребок Оперы. Он поклялся, что сделает Фаянс кинозвездой, если она захочет. Конечно, Фаянс захотела.
И вот она получила главную роль в фильме, который предстояло демонстрировать на фестивале в Венеции и которому надлежало поэтому быть особенно прекрасным. Дебют Фаянс стал незабываемым событием для любителей кино. И не только потому, что она была прелестна, как фарфоровая кукла, но и потому, что её постоянное стремление жить весело и увлекательно преображало её чарующее лицо.
За одну ночь Фаянс так прославилась, что журналисты с самого утра добивались по телефону, какой номер обуви она носит, а контракты на новые фильмы посыпались на неё как из рога изобилия.
Теперь Фаянс снималась на киностудиях с шести утра до семи вечера и к тому же участвовала в вечерних и ночных съемках. Каждое утро она вставала в половине пятого, чистила зубы, выпивала стакан грейпфрутового сока и читала «Иллюстрированный журнал».
Часами, если у неё было время, могла она любоваться огромным — на восьми страницах — фоторепортажем о себе: шампанским, за которое платила редакция, бассейном для плавания, который наняла для фотосъемки редакция, мужчинами, которых редакция пригласила, чтобы запечатлеть, как Фаянс их обнимает.
«Вот бы стать такой, как она! — думала Фаянс. — Это тебе не то что сидеть тут в пять утра и попивать грейпфрутовый сок».
О ГУДРУН СПРАВЕДЛИВОЙ
Жила-была девушка, которая никогда не знала настоящей любви и потому всегда стремилась к разводу. Гудрун (девушку звали Гудрун) считала так: «Нет на свете справедливости».
Замуж она вышла за инженера, с которым познакомилась в универмаге «Темно», где продавала домашнюю утварь из пластмассы. Детей у них не было, и оба они работали. Гудрун ежедневно печалилась по поводу всех несправедливостей, которые выпали на её долю в замужестве. Ей приходилось покупать продукты и готовить обед, пришивать пуговицы к мужниной куртке и варить кофе, пока он смотрит телевизор. Все это приходилось делать ей, хотя работа у неё была не менее напряженная, чем у него. И можно согласиться с тем, что это несправедливо: действительно, можно ли считать помощью то, что муж делал кое-какие покупки, откупоривал бутылки и мыл свой автомобиль?
Ну этот развод устроился легко, так как им обоим жилось дома неуютно. В глубине души Гудрун решила, что если она когда-нибудь снова выйдет замуж, то уж тут, по крайней мере, все будет по справедливости.
Однажды, когда она стояла за прилавком в универмаге «Темпо», появился мужчина приятной наружности, который собирался купить унитаз из пластмассы. Он был так смущен, когда уходил со своим унитазом, что Гудрун по-настоящему его полюбила. И когда на другой день он снова пришел и купил совершенно бесполезную вещь — пластмассовый футляр для пары зубных щеток, Гудрун тотчас же поняла символический смысл этой покупки, и ей стало ясно, что чувства их взаимны.
Гудрун и Альбин (его звали Альбин) встречались некоторое время довольно часто, и оба думали о том, как чудесно будет, если они поженятся. Но Гудрун заявила Альбину, что в браке всё должно быть по справедливости. Альбин охотно с ней согласился, потому что он был кроткий и добрый человек.
Настало время, когда Гудрун и Альбин пришли к бургомистру и оба одновременно сказали «да»: ведь Гудрун решила, что, если один из них скажет «да» раньше, это будет несправедливо. И у Альбина в руках был точно такой же букет, как и в руках у Гудрун.
Когда они пришли домой в трехкомнатную квартиру, которая осталась у Гудрун после её первого замужества, Гудрун показала Альбину составленный ею длинный-предлинный список:
Глажение одной рубашки равно уборке двух кроватей.
Приготовление кофе по рецепту телевидения равно сервировке стола на двоих.
Пришивание одной пуговицы равно замене электрической пробки.
Кормление возможного в будущем ребенка равно стирке двух пеленок.
Покупка продуктов к обеду равна опорожнению ведра в мусоропровод.
Стирка одной пары чулок или носков равна очистке всех пепельниц в квартире.
Это и еще многое другое стояло в списке.
— Мы будем жить согласно этому списку, Альбин, — сказала Гудрун, — чтобы все было по справедливости, потому что справедливость — азбука супружества.
— Все будет хорошо, ведь главное — любить друг друга, — сказал Альбин.
Больше он ничего не сказал, потому что говорить больше ему не хотелось.
Так и жили Гудрун и Альбин довольно долгое время: съедали по две картофелины к обеду, выпивали по четыре рюмочки коньяку к кофе субботними вечерами, а потом любили друг друга настолько справедливо, насколько это возможно в ночной тьме.
В один прекрасный день Гудрун сказала:
— Альбин, мне кажется, у меня будет ребенок.
— Тогда, вероятно, будет и у меня, — по привычке ответил Альбии.
Но, понятно, только Гудрун родила ребенка.
Теперь стало ужасно трудно распределять все обязанности по справедливости. Альбин стирал пеленки, пока Гудрун кормила, и здесь проблемы
