– Ты один? – спросил я подозрительно.
– Да! – ответил он нетерпеливо. – Ну, в чем дело? Лучше бы ты не беспокоил меня попусту!
Я поднес руки к губам, наклонившись к двери, как бы сохраняя мой секрет. Сторож приблизил лицо к моему. Я быстро дунул, и белое облачко закрыло его лицо. Он отшатнулся, протирая глаза и ловя ртом воздух. Через мгновение он уже лежал. Ночной туман. Быстро и эффективно. Часто это бывало смертельно. Я не испытывал жалости. Дело было даже не в том, что стражником оказался мой старый знакомый, чуть не сломавший мне плечо. Он не мог охранять дверь Шрюда и ничего не знать о том, что там происходит. Я просунул руку в щель и пытался снять цепочку, когда услышал знакомый шепот:
– Уходи отсюда. Оставь дверь в покое и уходи. Не открывай ее, дурак.
Я успел заметить рябое лицо, и дверь захлопнулась перед моим носом. Чейд был прав. Лучше, если Регал окажется перед закрытой дверью, тогда ему понадобится время, чтобы его люди прорубились внутрь. Каждое мгновение, пока Регал остается снаружи, будет мгновением, которое Чейд сможет провести с королем.
То, что последовало за этим, было сложнее уже сделанного мною. Я спустился по лестнице на кухню, дружелюбно заговорил с поварихой. Спросил ее: что за шум был наверху? не потеряла ли королева своего ребеночка? Она быстро прогнала меня, чтобы найти собеседников, у которых было больше информации. Я прошел через караульную, чтобы выпить немного пива и поесть, хотя мне этого совершенно не хотелось. Пища камнем легла в мой желудок. Меня сторонились, но я слушал, как разговаривают другие. Слух о том, что королева упала, передавали из уст в уста. Теперь тут были гвардейцы из Тилта и Фарроу, крупные медлительные мужчины, составлявшие свиту внутренних герцогов. Они выпивали со стражниками из Баккипа. Горше желчи было слышать, как алчно они говорят о том, что будет означать гибель ребенка для Регала. Они обсуждали это так, как будто делали ставки на бегах.
С этой сплетней мог состязаться только слух о том, что какой-то мальчик видел около колодца в замке Рябого Человека. Якобы была почти полночь, когда парнишка увидел его. Ни у кого не хватило ума задуматься о том, что мальчик делал там в такое время и откуда взялся свет, позволивший ему разглядеть этого предвестника несчастий. Но все клялись, что будут держаться подальше от воды, потому что колодец, конечно же, испортился. По тому, как они пили пиво, я решил, что смерть от жажды им не грозит. Я оставался там, пока не пришло известие, что Регалу требуются три сильных человека с топорами, которых нужно немедленно отправить в покои короля. Это дало толчок новым разговорам, но тут я оставил караульную и пошел в конюшни. Я хотел найти Баррича и проверить, навестил ли его шут. Неожиданно я увидел Молли, спускавшуюся по крутой лестнице, как раз когда я начал подниматься по ней. Она посмотрела вниз, на мое ошеломленное лицо, и засмеялась. Но это был короткий смех, и он не коснулся ее глаз.
– Зачем ты приходила к Барричу? – спросил я и тут же понял, каким грубым был мой вопрос. Я боялся, что она искала помощи.
– Он мой друг, – сказала она коротко и начала проходить мимо меня. Не раздумывая, я преградил ей путь.
– Дай мне пройти, – прошипела она свирепо. Но я шагнул к ней и обнял ее.
– Молли, Молли, пожалуйста, – сказал я хрипло, когда она с силой оттолкнула меня, – давай найдем место и поговорим, хотя бы минутку. Я не могу вынести, когда ты так на меня смотришь, а я, клянусь, не сделал тебе ничего плохого. Ты ведешь себя так, как будто я бросил тебя, но ты навсегда в моем сердце. Если я не могу быть с тобой, это не потому, что я не хочу этого.
Она внезапно остановилась, борясь с собой.
– Пожалуйста? – умолял я. Она оглядела темную лестницу.
– Мы постоим и поговорим. Быстро. Прямо здесь.
– Почему ты так сердишься на меня?
Она чуть было не ответила мне. Я видел, как она прикусила язык и внезапно стала холодной.
– Почему ты считаешь мои чувства к тебе самой важной вещью в моей жизни? – спросила она. – Почему ты думаешь, что у меня нет других забот, кроме тебя?
Я изумленно смотрел на нее.
– Может быть, потому, что я сам так отношусь к тебе? – спросил я мрачно.
– Это неправда, – она говорила раздраженно, словно поправляла ребенка, утверждающего, что небо зеленое.
– Правда, – настаивал я. Я попытался прижать ее к себе, но она окаменела в моих объятиях.
– Твой будущий король Верити для тебя важнее. Король Шрюд важнее. Королева Кетриккен и ее ребенок важнее, – она отсчитывала по пальцам, как будто перечисляла мои грехи.
– Я выполняю свой долг, – сказал я тихо.
– Я знаю, где находится твое сердце, – сказала она без выражения. – И оно не со мной.
– Верити... больше нет здесь, чтобы защищать свою королеву, своего ребенка или своего отца, – убедительно сказал я. – Так что на это время я должен ставить их выше собственной жизни. Выше всего, что мне дорого. Не потому, что я люблю их больше... – я беспомощно искал слов. – Я человек короля.
– А я свой собственный человек. – Молли произнесла это так, как будто хотела сказать: “Самый одинокий человек в мире”. – И я позабочусь о себе.
– Но тебе не суждено всегда самой заботиться о себе, – возразил я. – В один прекрасный день мы будем свободны. Свободны. Чтобы обвенчаться, чтобы...
– Чтобы делать то, о чем тебя попросит твой король, – закончила она. – Нет, Фитц, – в ее голосе была решимость. Боль. Она оттолкнула меня и стала спускаться по лестнице. Оказавшись на две ступеньки ниже меня, когда пропасть, казалось, разделила нас, она заговорила.
– Я должна сказать тебе кое-что, – начала она, почти мягко. – Теперь в моей жизни есть другой. И он значит для меня столько же, сколько для тебя твой король. Он для меня важнее моей собственной жизни, важнее всего, что мне дорого. И после того, что ты сказал, ты не можешь винить меня, – она подняла глаза. Я не знаю, как я выглядел, знаю только, что она отвела взгляд, как будто не могла этого вынести. – Ради него я ухожу. В более безопасное место, чем это.
– Молли, пожалуйста, он не может любить тебя так, как я, – взмолился я.
Она не взглянула на меня.
– И твой король не может любить тебя так, как я... любила. Но, – сказала она медленно, – дело не в том, что он чувствует ко мне, а в том, что я чувствую к нему. Он должен быть первым в моей жизни. Ему это необходимо. Пойми это. Дело не в том, что я больше не люблю тебя. Просто я не могу поставить это чувство выше того, что для него лучше, – она спустилась еще на несколько ступенек. – Прощай, Новичок, – она почти выдохнула эти слова, но они пронзили мое сердце.
Я стоял на лестнице и смотрел, как она уходит. И внезапно это показалось мне слишком знакомым, боль слишком привычной. Я бросился за ней, схватил ее за руку и втащил под лестницу, ведущую на чердак, в темноту.
– Молли, – проговорил я, – пожалуйста! – Она ничего не ответила. Она даже не сопротивлялась. – Как, как мне заставить тебя понять, что ты для меня значишь? Я просто не могу тебя отпустить!
