этого-то, может, стоит… Нет, это лишь проявление минутной слабости, нельзя ей поддаваться. Никки решилась на убийство коня, дабы отомстить Элеттре; столько людей подставила, подруг предала. Никки – расчетливая, корыстолюбивая, с каждым разом ее злодеяния приобретают все больший размах. Она могла убить человека. Могла! И убила…
Диану начал охватывать новый приступ паники. Уже не рыдать ей хотелось, а разнести все вокруг, крича: «ПОЧЕМУ? НУ ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК? ПОЧЕМУ?!» Чтобы хоть как-то отвлечься, она стала с какой-то нервной, судорожной торопливостью задвигать обратно ящички, что до этого потревожил в поисках чая Бастиан. Верхний вернула на место, средний тоже. А вот нижний Диана не тронула. В нем покоился до боли знакомый предмет – черная маска Вольто. Забавно, такая же маска была у Джулиана. Он проник инкогнито на маскарад, чтобы провести несколько минут в танце с Дианой. «Да ведь не Джулиан это был, черт возьми!» – мысленно прикрикнула на себя Диана.
Бастиан вернулся с добычей.
– Вот до чего дожил. Ворую еду у конюха! – Он положил на стол пакет с печеньем и пару булочек с корицей, затем быстренько, по-хозяйски разлил по чашкам настоявшийся чай. – Угощайтесь.
Диана толкнула ногой ящик, робко села. Бастиан расположился напротив, остановив на ней сострадательно-симпатичный взгляд. Диана покраснела. Он и до этого чаепития так смотрел на нее, но ей тогда мнилось, что ничего, кроме сострадания, тренер к ней не испытывает. А тут, оказывается…
Бастиан почувствовал ее смущение, сам напрягся и обеспокоенно спросил:
– Что, Диана?..
* * *
Рэми и Элеттра уединились в музыкальном зале. Эл стояла у окна, обняв себя и тихо всхлипывая, а Рэми заняла одно из ученических кресел. Вот если не знать всей ситуации, кто кому кем приходится, то можно было бы подумать, что Элай – брат Элеттры, ведь та так искренне оплакивает его, как будто и в самом деле он был ей родным человеком. Рэми же вела себя, точно посторонняя, в хладнокровном спокойствии она находилась. Спокойствие это она обрела, смирившись с мыслью, что за ее преступление ответит Никки. Да и Элая ей больше не жаль. Зачем жалеть его? Так он бы жил и мучился самоугрызением из-за Циннии, да и разочарование в сестре не давало бы ему покоя долгие годы. Вообще жизнь у него была нелепая, бессмысленная, неудачная. Он травил ее наркотиками, смеялся над ней, страдал из-за нее. Смерть принесла ему облегчение. Теперь его душа свободна, спокойна… Рэми не убила брата, а освободила.
– Нашла! Идите сюда! – в зал забежала Браяр Шаад, а следом за ней Эсси Джефферсон, сестры Максвелл и Финнула Уолш.
– Браяр, что за сходбище вы тут устроили? – растревожилась Эл.
Шаад ответила ей дерзко-вызывающим тоном:
– Мы не к тебе пришли.
Девушки окружили Рэмисенту.
– Рэми, мы так опечалены твоей потерей! – заговорила Ари с сострадательной миной.
И все по очереди стали делиться с Рэми своими переживаниями, осыпать соболезнованиями, обнимать и мочить тощими, насильно выжатыми слезами. Элеттра не могла смотреть на эту сцену без усмешки. До чего трогательно! Как будто совсем недавно и не кляли они Рэми за одну только ее связь с Кинг и Брандт. А Рэми, кстати говоря, все устраивало. Роль жертвы пришлась ей по вкусу, ей льстило внимание, ласкали слух слова поддержки. А еще ее веселило, с какой легкостью народ смирился с тем, что Никки – убийца. В мгновение ока все разорвали с Дилэйн дружественные связи. Никто не рискнул сказать что-то в ее защиту.
Наконец группа псевдоподдержки удалилась. Рэми заметила на себе настороженный взгляд Эл: что-то той не понравилось, что-то заметила она.
– Сыграй мне что-нибудь, – попросила Арлиц.
В центре музыкального зала стоял рояль. Эл покорно подошла к инструменту, села за него, и, недолго думая, принялась играть «Серенаду» Шуберта. Взгляд ее касался то Рэми, то клавиш, то Рэми, то клавиш… с каждой секундой он становился все тревожнее и тревожнее. Элеттра пыталась сообразить: как же так получилось, что Рэми пошла при ней на встречу с братом, потом пропала; Элая через некоторое время находят мертвым, и первой под подозрение попадает Никки? Эл никому не сказала о том, что Рэми была с братом до трагедии, из-за шока она попросту забыла об этом. А теперь начала копошиться в памяти, все понимать понемножку, и оттого ей становилось так неспокойно. Может, я накручиваю себя, размышляла Эл, может, Элай встретился с Никки уже после беседы с сестрой? Но тогда почему Рэми не вернулась в торжественный зал, заперлась в комнате? Быть может, она забежала в резиденцию, чтоб мой подарок положить? Тоже не сходится, ведь когда мы пришли за ней после долгих поисков, она так странно вела себя, словно была уже в курсе всего…
Где-то на задворках сознания билась мысль: «Ты знаешь… Ты уже все знаешь, Элеттра».
Она перестала играть, и, очнувшись от наплыва своих тяжелых ощущений, резко спросила:
– Это же ты его убила?
Рэми предпочла воздержаться от ответа. Спокойствие ее даже сейчас не оставило. Она смотрела открыто и весьма смело подруге в лицо и ждала от нее дальнейших действий.
– Скажи, что я ошибаюсь… – У Эл трещала и кружилась голова. Ей было страшно. Прежде такой же страх ей доводилось испытывать только в присутствии своего отца.
Рэми… ее подруга, родная душа, улыбнулась с пониманием, глубоко вздохнула и сказала:
– Я приму любое твое решение, Эл.
«Беги, сдавай меня или будь со мной до конца. Настало время проверить нашу дружбу на прочность», – вот что таила в себе эта фраза. Элеттра схватилась за голову, поставила локти на клавиши. Раздался громкий, устрашающий звук потревоженных струн рояля. Звук этот органично вписался в зловещую атмосферу того вечера и весьма точно отобразил состояние Элеттры: вот так же все в ней было расстроенно, потрясено, вот так все дрожало и завывало внутри. «Надо успокоиться. Надо все выяснить… Соберись!» И Эл уже набралась решимости, чтобы расспросить подробно Рэми о случившемся, но Финнула Уолш все испортила своим внезапным появлением:
– Рэми, твои мама с папой приехали.
Арлиц, обрадовавшись удачно подвернувшейся возможности завершить этот разговор, пулей вылетела из зала.
* * *
Кармэл Дилэйн уже предвкушала, как сбросит халатик со своего благоухающего лосьоном тела, ляжет в постель, займет себя на полчаса чтением нового итальянского романчика и уснет затем крепким сном праведника. Она как раз направлялась к лестнице на второй этаж, где располагалась ее опочивальня, проходила через гостиную и окаменела вся, увидев кого-то сидящего за столом. Страх исчез, как только Кармэл получше пригляделась и узнала свою дочь.
– Никки? – с холодным удивлением спросила она. – А разве ты не должна сейчас отжигать на
