огонь» позади нас и во всех тех местах, где его выпустили аморальные огнепоклонники. Сколько же уже погибло невинных людей из-за этих невиданных доселе миру чудовищ? Сколько ещё им надо пролить крови, сколько живых превратить в трупы для удовлетворения своего зверского аппетита?
— У нас осталось что-нибудь поесть? А то проголодалась, — тихонько спросила любимая, переведя на меня взгляд.
— Вот возьми, — подсел к ней рядом и протянул свою сумку; — у меня ещё пара банок консервов осталась, да упаковка крекеров. Будет туго, если не добудем еды в ближайшие дни, а о питье и мечтать не приходится: слишком уж грязные нынче реки.
— Сможем протянуть пару дней, если будем экономить и не напрягать силы, — вмешался в наш разговор Захаров, на окончании фразы выдохнувший сигаретный дым в приоткрытое окно. — Придерживался этих правил в одиночку. И продержался, — в его голосе услышал гордость напополам с безразличием.
Иронично было это слышать от человека, заставляющего, тем не менее, тащить свёрток пледа с хламом, но мы промолчали. Валерия и я, спокойно прислушавшись к совету Захарова, разделили помятую банку шпрот на двоих и закусывали печеньем. Есть руками не пришлось: Алексей заимел ранее набор пластмассовых столовых приборов, так что даже найденными в автомобильном бардачке салфетками мы не воспользовались, что на деле оказалось очень удобным и подарило умиротворение. Вернуло в размеренный быт, когда можно наслаждаться мелочами и проживать моменты без риска для жизни.
Капли усилившегося дождя за окном фургона ударялись о каждое обреченное на смерть живое существо и каждое строение, способное подвергнуться разрушению. Холодные капли падали и на бесчувственные голые изуродованные тела тех, кто учинял вокруг хаос и погром. За окном было мокро, опасно и страшно, в то время как внутри тёплого фургона кормил с вилки жирными кусочками рыбы Леру и успешно забылся в созданной романтике.
— Алексей, а ты будешь есть? — спросила спустя некоторое она после перекуса, бросила взгляд в сторону водительского кресла и увидела, что он уже спал, а в его руках дымилась недокуренная сигарета.
— Давай ко мне поближе двигайся, Лер, согрею тебя.
В объятиях друг друга мы быстро заснули, невзирая на небольшой сквозняк от открытого окна. Под шум дождя, к удивлению, стало возможным успокоиться и отправиться в мир снов.
— Достаем взрывчатку!
— Джейкобс, минируй последнюю партию этих тварей!
— База, приём, мы выполнили задание.
— Летите домой, парни, вы заслужили отдых.
— Что это, чёрт возьми⁈
— Ты не должен был оказаться здесь, человек!
— Джейкобс, стой, стой! Нет!
— Я убью тебя, слышишь, убью!
— Вы все такие наивные, меня невозможно убить! Дьявола убить невозможно! Ха-ха-ха! Ты остался один, все, кого ты знал, погибли! Что ты скажешь теперь?
— Все равно убью тебя, ты не должен существовать, ты ошибка эксперимента!
— Меня? Меня не убить! А вот ты скоро падёшь, человек, уже совсем скоро!
— Джейкобс! Проснись, слышишь меня, проснись! Тебя всего трясет! Опять этот твой сон ненормальный. Просыпайся, ну же!
Мгновенно открыл глаза с не понимаем где нахожусь, как сюда попал, и кто находился передо мной. Сон был настолько настоящим и осязаемым, что долго не приходил в себя, тревожа Леру. Полет на вертолете, летящий в него снаряд, крики, падение, снова крики, толпа чудовищ вокруг, затем встреча с этим ужасным предводителем. Этот отрывок, казалось бы, моей или чьей-то жизни так часто посещал мои сны, что следовало задуматься о его значении гораздо раньше. Такое явление не могло быть совпадением, но мне казалось загадочным и их послание, назначение. Не знал, что с ними делать. Очень трудно отделаться от мысли, но при этом страшно осознавать, что какая-то из реальностей может быть ложной. Эта — с Лерой и Алексеем, или та — с вертолётом и монстрами? Вдруг лежал там после аварии и бредил созданным разумом миром. Иначе как объяснить мою бесконечную везучесть?
— Очнулся? Молодец. Ты меня здорово напугал! — громко обеспокоился Алексей Захаров, или мне просто так показалось, поскольку был спросонья и воспринимал любой шум немного чувствительнее, чем он на самом деле был.
— Ага, опять мне приснилось это… — замолчал, потому как задумался над тем, чем именно это могло быть, если не бредом, — это наваждение. И не могу понять, что всё это значит и как в этом замешан?
— Наваждение, говоришь, хм. И давно это у тебя? — с тревогой поинтересовался он.
— Да кажется почти с начала всего этого кошмара. — Осмотрелся и не нашёл поблизости ту, что меня разбудила. Мой «размышлительский ступор» её так напугал? — Где, кстати, Лера?
— Она вышла на улицу, воздухом подышать, погулять, вещи пособирать или убедиться в том, что их нет. В общем, с ней всё в порядке.
— Так на улице же ночь! — с тревогой вскрикнул, даже не осознав наличие солнечных лучей, проникающих через окна фургона.
— Ты чего? Уже утро, дождь давно кончился и солнышко выглядывает. Сам убедись.
Быстро соскочил с места и направился к выходу из фургона, толкнув Алексея в сторону. Свежий ветер наполнил грудь, свет ослепил глаза. Долго озирался по сторонам с поднятой ладонью-козырьком, прежде чем заметил девушку, стоящую спиной и наблюдающую за простирающимся посевным полем. Не медля ни секунды, широким шагом направился к ней и легко приобнял за плечи. Она посмотрела на меня и по-доброму улыбнулась.
Почему меня грызли сомнения относительно реальности всего происходящего, ведь ощутил и прохладный ветер, и тепло солнца, и покалывания в сердце при виде Леры? Это наваждение словно вырезали из памяти фрагментом, который через сон пытался восстановиться. И там, во сне, и здесь, в реальности, ощущал себя, окружающих людей и вещи. И кажется, что где-то допустил ошибку в названиях: что сон, а что реальность теперь?
Мы проделали огромный путь вместе, истребили и скрылись от стольких врагов, что наших приключений хватило бы на книгу. Может быть, даже на две вместе с полнометражным фильмом. Мы все были так изранены и искалечены ужасами — морально и увечьями — физически, что справедливо наводило мысли о нашем бессмертии и бесстрашии перед предстоящими трудностями. Но меня всё равно что-то терзало. Что же? Беспокойство за наше с Лерой благополучие
