Густав Леванус, происходивший из шведской области Нюланд, стал первым в череде выдающихся глав прихода; он был одаренным организатором, введшим церковные книги и создавшим настоящий орган управления, состоявший из церковных старост и церковных советов. Были осуществлены важные изменения и в отношении богослужений. Прежде шведская литургия начиналась рано утром, а финская — сразу после нее, в обычное для проведения литургий время, однако это было неудобно для шведскоязычных людей, живших за пределами города. После реформы Левануса финские и шведские богослужения стали проводиться попеременно до и после полудня.
Споры вокруг времени проведения богослужений были признаком углубления всегда существовавших противоречий между шведско- и финскоязычными прихожанами. Довольно скоро раскол принял всеобщий характер. В 1745 г. финны, возглавляемые Эсайасом Ароном Нур-денбергом, вышли из прихода и образовали свой собственный — приход Св. Марии. 20 января 1745 г. Леванус, как он сам записал в требнике, «в последний раз на финском языке причастил святых тайн и исповедал, поскольку произошел раскол из-за посягательств Нурденберга на приходы». В приходе Св. Анны остались только шведско-язычные прихожане из Швеции и Финляндии. Что касается «пастора» Нурденберга, то вскоре он был разоблачен как «спившийся абоский моряк» и уже через год отстранен от пасторской должности.
Копия, снятая в 1762 г. с императорского указа, которым в 1733 г. шведско-финскому приходу предоставлялся участок у Невского проспекта, найдена в архиве прихода Св. Екатерины. Копия была снята, вероятно, в связи с раздорами между шведско- и финско-язычными прихожанами и последующим разделом приходского участка. Государственный архив Швеции
У пастора шведского прихода
Сегодня до полудня мы посетили пастора шведского прихода г-на Хоугберга, который сообщил, что одна половина участка вокруг церкви принадлежит шведскому приходу, а другая — финскому. Место, на котором построена церковь, они получили в 1733 г. от имп. Анны. До этого прихожане отправляли богослужения в доме пастора. Приход существует с тех пор, как Ниеншанц был завоеван русскими, поскольку жившие там люди осели здесь, в Петербурге. Ныне шведский приход насчитывает до четырехсот причастников в год. Теперь выстроили каменный дом, который будет сдаваться внаем в пользу прихода.
По другую сторону живет финский пастор Крогиус, приход которого вдвое многочисленнее. За пределами Петербурга в сельской местности есть шведские и финские приходы — до самой Нарвы, расположенной в четырнадцати шведских милях (приблизительно в 140 км. — Примеч. перев.) отсюда. У здешнего прихода нет никакого церковного устава, а руководствуются принятом в немецких лютеранских приходах.
Пер Никлас Кристиернин.
«Дневник путешествия… в расположенный в России Петербург», 15 июля 1760 г.
Противоречия между шведско- и финско-язычной группами были глубоки, но порой принимали трагикомический оттенок, как, например, в случае с надписью на люстре, подаренной шведской церкви за год до окончательного раскола: «Эту люстру Андреас Дейкман подарил шведскому приходу, но не финскому. Год 1744, 1 октября».
Однако мало-помалу прихожане одумались и пришли к согласию в том, что будут совместно пользоваться церковным зданием.
Человеком, завершившим разделение прихода, был преемник Левануса — Исаак Хоугберг. После продолжительных споров было решено разделить церковный участок по продольной линии: шведскому приходу досталась часть, выходившая на Малую Конюшенную улицу, а финскому — на Большую Конюшенную.
Этот финско-шведский конфликт, имевший место еще при Майделине и приведший к разделению прихода, на самом деле существовал на протяжении всей его истории. Отныне конфликт коренился не в языковом вопросе, а в противоречиях между шведами из Швеции и шведами из Финляндии. Жизнь прихода по большей части текла мирно, но несколько раз, как увидим ниже, противоречия накалялись до открытых распрей.
В 1757 г. был возведен новый жилой дом для пастора, а старый, выстроенный в 1734 г., отремонтировали и сдали внаем. Это оказалось хорошей сделкой, и приход, по словам Эрстрёма, «впервые получил на церковные нужды надежный источник дохода, который в последующие времена ляжет в основу… экономического благополучия церкви».
Другим источником дохода были так называемые корабельные деньги. В 1680-е годы немецкие купцы выстроили в Архангельске церковь, и шкиперы немецких торговых судов стали добровольно жертвовать ей по пять рублей. Эта традиция постепенно распространилась и на Петербург, где такие взносы принимались в кассу немецкого прихода, хотя делались они всеми иностранными кораблями. Дабы изменить подобное положение дел, шведский приход испросил разрешения получать эту дань со всех шведских кораблей, а также с норвежских и датских, поскольку датчане и норвежцы часто посещали шведскую церковь. Совет церкви Св. Петра добровольно отказался от этих средств, однако вскоре возник новый конфликт, когда финский приход потребовал себе половину достававшихся шведам корабельных денег. С этим спором покончил король Адольф Фредрик, в 1759 г. постановивший, что получать взносы с кораблей имеет право только шведский приход. Другие разногласия привели к тому, что вся традиция уплаты корабельных денег совершенно пресеклась.
Св. Екатерина
На протяжении двух десятилетий шведский и финский приходы совместно обладали одним и тем же святым местом, но это было компромиссом, не устраивавшим ни ту, ни другую сторону. Поэтому шведский приход принял решение возвести собственный храм.
17 мая 1767 г., в день Вознесения Христова, был заложен камень в основание церкви, в которой отныне приход будет «поклоняться Вечному». Церковная казна была небогата, в ней хранились всего 782 рубля, и их хватило ненадолго. От петербургских прихожан-благотворителей поступило почти 1700 рублей, от частных лиц — несколько сотен, от управляющего торговым двором Карла Кристиана Багге поступил вспомогательный сбор в 550 рублей, московские шведы подарили 455; всего набралось добрых семь тысяч рублей.
Несмотря на слухи, будто Екатерина II оказала строительству церкви финансовую поддержку, на сей счет нет никаких надежных свидетельств. И все же декабрьское письмо 1767 г. шведского посланника барона Риббинга к пастору прихода Хоугбергу содержит намек на то, что слухи могут быть оправданными. Риббинг пишет, что «ему самому была оказана милость иметь возможность на последнем куртаге… умолять Ее величество императрицу о какой-либо поддержке начатого церковного строительства, кое было предпринято с милостивого изволения Ее величества… Ее величество весьма милостиво уверила, что она как ради прихода, так и принимая во внимание мою просьбу с великим удовольствием поможет завершению церкви… Таким образом, я совершенно уверен в щедром даянии на нашу лютеранскую церковь и при первом же удобном случае постараюсь, чтобы данное Ее величеством доброе обещание было исполнено».
