И вот теперь Бонни нависала над ней, только лицо ее было перевернуто, а глаза закрыты. Она стояла на коленях у подушки Мередит, и их носы едва не соприкасались. Добавим к этому странную бледность ее щек и быстрое теплое дыхание, щекотавшее лоб Мередит, — и любой — любой, настойчиво твердила себе Мередит, — был бы обречен на то, чтобы вскрикнуть.
Мередит глядела в полумраке на эти жуткие закрытые глаза и ждала, когда Бонни что-нибудь скажет.
Но Бонни села, потом встала, а потом, двигаясь спиной вперед, идеально ловко дошла до стола, где заряжался мобильник Мередит, и взяла его в руки. Видимо она включила встроенную видеокамеру — по крайней мере, она открыла рот и стала жестикулировать и что-то говорить.
Это было невыносимо жутко. Не было никаких сомнений в том, что доносится из уст Бонни. Это была речь, звучащая задом наперед. Непонятные звуки, то гортанные, то высокие, складывались в ритмический рисунок, который все знают по фильмам ужасов. Но говорить так специально... никто, никакой человеческий разум на это не способен. У Мередит появилось странное ощущение, что это какое-то существо пытается дотянуться до них своим сознанием, докричаться сквозь невообразимые измерения.
«Может быть, оно и живет задом наперед, — думала Мередит, пытаясь отвлечься, пока путающие звуки все лились и лились, — и ему кажется, что задом наперед живем мы. Может быть, мы с ним просто... не пересекаемся...»
Она поняла, что ее силы на исходе. Ей уже стало казаться, что она понимает смысл этих слов и даже целых фраз, произнесенных в обратном порядке, и там не было ничего приятного. Пожалуйста, ну пусть это прекратится, и прекратится немедленно.
Завывания, бормотания...
Лязгнув зубами, Бонни закрыла рот. Звуки оборвались. А потом, словно на видеозаписи, прокрученной задом наперед на замедленной скорости, она, пятясь, дошла до спального мешка, присела на корточки, заползла в мешок, положила голову на подушку — и за все это время ни разу не открыла глаз.
Мередит никогда не видела и не слышала ничего более страшного — а уж страшного Мередит видала и слышала немало.
И еще. Оставить запись до утра Мередит просто не могла, как не могла она, скажем, взлететь. По крайней мере, без посторонней помощи.
Она встала, на цыпочках дошла до стола, взяла мобильник и вышла в соседнюю комнату. Там она подключила телефон к своему компьютеру, чтобы прослушать это записанное задом наперед сообщение по-нормальному.
Она послушала его один раз, второй и приняла решение: Бонни вообще не должна его слышать. Она перепугается до одури, и тогда друзья Елены лишатся возможности взаимодействовать с паранормальным миром.
Помимо неестественно звучащего голоса, там были еще и звериные завывания... а уж сам голос ни в коем случае не был голосом Бонни. Это вообще не был человеческий голос. Когда запись воспроизводилась в нормальном направлении, он звучал едва ли не страшнее, чем в обратном, — и, возможно, это означало, что, кем бы ни было это существо, для него было естественно говорить задом наперед.
Сквозь завывания, искаженный смех и звериные звуки, словно бы доносившиеся прямо из саванны, Мередит сумела разобрать и человеческие голоса. И хотя от такой работы волоски у нее на коже встали торчком, будто на морозе, она постаралась вычленить из этой какофонии слова. Мередит стала соединять слова, и вот что у нее получилось:
«Прара... бушшш... денннйе... бу-у-удет... ф-ф-ф-ф... не... запиыммммм и с-с-с-с... тражжжж... иым. МЫЫЫЫЫЫЫ с та.... БОЙЙЙЙЙ... да-а-ал жныыыыыы бытьрядомммммм.... ка-а-а... гда-а-а-а... она пра-а-а будитц-ц-ц-ца. ПОТОМ... назззззззз... („ней"? или это было просто завывание?) ужжжжжене… буууудет. ЭТОРРРРРР... абоута... длядруууу... гих-х-х-х-х… рукхххх...»
Вооружившись бумагой и ручкой, она записала:
Пробуждение будет внезапным и страшным.
Мы с тобой должны быть рядом, когда она пробудится. Потом нас (с ней?) уже не будет. Это работа для других рук.
Мередит аккуратно положила ручку рядом с расшифрованным сообщением.
Потом она вернулась в комнату, опять залезла в спальный мешок и, свернувшись калачиком, некоторое время пристально смотрела на неподвижную Бонни, как кошка на мышиную нору, пока, наконец, вожделенная усталость не унесла ее в черноту.
— Что я сказала? — Утром Бонни была искренне ошарашена. Она вела себя как образцовая хозяйка — выжимала грейпфрутовый сок, размешивала злаковые хлопья; впрочем, яичницу готовила Мередит.
— Я рассказала уже три раза. Думаешь, на четвертый что-то изменится?
— Ладно, — моментально переключилась Бонни. — Пробуждаться будет Елена. Во-первых, мы с тобой должны быть рядом, а во-вторых, если кто и нуждается в том, чтобы пробудиться, так это она.
— Именно, — ответила Мередит.
— И вспомнить, кем она была.
— Точно, — ответила Мередит.
— А мы должны помочь ей вспомнить!
— Нет! — воскликнула Мередит, яростно орудуя лопаткой. — Нет, Бонни, ты сказала совсем не это, да я и сомневаюсь, что мы это сможем. В лучшем случае мы сможем научить ее делать какие-то штуки, как Стефан. Завязывать ботинки. Укладывать волосы. Но ты сказала, что пробуждение будет внезапным и ужасным, — и ни словом не обмолвилась о том, что пробуждать ее будем мы. Ты сказала только, что мы должны быть рядом, потому что потом нас уже не будет.
Бонни задумалась. Повисла нехорошая пауза.
— Не будет? — выговорила она наконец. — В смысле рядом с Еленой? Или... я даже не знаю, как лучше сказать... Не будет вообще?
Мередит посмотрела на приготовленный завтрак и почувствовала, что у нее вдруг пропал аппетит.
— Не знаю, — призналась она.
— Стефан звал нас и сегодня, — настойчиво сказала Бонни.
— Стефан будет вести себя вежливо, даже если его проткнут осиновым колом.
— Я придумала, — неожиданно сказала Бонни. — Давай позвоним Мэтту. Можем заехать к Кэролайн... в смысле, если она нас примет. Посмотрим, не изменилась ли она за ночь. Потом подождем до обеда, и вот тогда позвоним Стефану и спросим, можно ли сегодня зайти повидаться с Еленой.
Когда они добрались до дома Кэролайн, ее мать сообщила, что Кэролайн больна и лежит в постели. Пришлось им втроем — Мэтту, Мередит и Бонни — ехать к Мередит без Кэролайн, но, пока они шли, Бонни, кусая губу, время от времени оборачивалась и смотрела на улицу, где жила Кэролайн. У ее матери тоже был нездоровый вид, а под глазами — синяки. В этом доме царило какое-то напряжение, ощущение грядущей бури, которая вот-вот расплющит его в лепешку.
Когда они добрались до Мередит, Мэтт стал возиться со своей машиной, которая все время требовала ремонта, а Бонни и Мередит пошли искать в гардеробе вещи, которые могли бы пригодиться Елене. Они будут ей великоваты, но это лучше, чем одежда Бонни, которая на несколько размеров мала.
