Но формулы однажды составленного официального текста уже никогда больше не менялись. Надписи противопоставляли «страну», то есть Вавилонию, а также, очевидно, Сузиану и острова Файлака и Бахрейн, «народам» или «племенам» (по-вавилонски эти слова однокоренные), которым обычно сопутствовало определение «пространные».
Речь идет только от лица Навуходоносора. Никто другой — скажем, из высших сановников — в них не появляется. Он был «господином» для «страны» или «подданных своих», но для «племен» являлся царем — «пастырем надежным» (или «законным»). Но цари стран, входивших в империю, не стояли между ним и народами, которыми управляли с его согласия. Они упоминались только потому, что посылали дань. «Племена» прямо подчинялись Навуходоносору. Его «господство» над «страной» (Вавилонией) выражалось в «правлении»; всю же империю он «пас», чтобы тем обеспечить ее «благополучие» и «великое процветание».
Употребление этих выражений ныне кажется нам странным. Можно было ожидать как раз обратного. Владычество Навуходоносора представляло собой строгий контроль над Месопотамией — контроль хозяина над слугами; в то же время к иным покоренным народам он проявляет благожелательность. На самом деле здесь имел место тонкий расчет: пастырь заботится о безопасности и благополучии своего стада, но и эксплуатирует его. Покровительство «племенам» было необходимым условием, чтобы их цари могли взимать с них дань и верноподданно отсылать ее в Вавилон.
Мотив царя-«пастуха» с «бичом» в руках — один из самых традиционных в Вавилонии. Но когда Навуходоносор в 604 году вернул себе господство над империей, это выражение применительно к нему перестало быть простой условностью, и его писцам не раз выпадал случай употребить этот эпитет. Государь так изъяснял положение «на том берегу Евфрата до солнечного захода»: «Народы разбежались и спрятались вдалеке». Став победителем, вавилонский царь излагает суть своей политики следующим образом: «Я собрал племена, разбежавшиеся по стране, и вернул их в стойла», «Я воротил народы гор Ливанских на пастбища их и всем запретил тревожить их», «На лугах злачных пас я их».
Основным приводным механизмом в мире, где правил Навуходоносор, был царский дворец. Как тот дворец, что он получил по наследству от отца, так и тот, который новый царь выстроил для себя по соседству со старым, играли совершенно разную роль для вавилонян и для других народов империи.
Дворец был «узлом». Такая метафора для царского жилья относительно нова — она не встречается до Ашшурбанипала, то есть впервые появляется между 668 и 627 годами. Впрочем, ассирийский царь именовал так не свое жилище, а наследного принца. Употреблявшееся слово первоначально обозначало узел бечевы, привязанной к носу корабля. Позднее религиозная терминология применила его для обозначения космической связи между небом и землей; поэтому храм Мардука в Вавилоне и сам город Вавилон иногда именовались «узлом всех стран». Таким образом, роль дворца состояла в том, чтобы собирать и вести. В первую очередь с ним был связан весь «Благодатный полумесяц», во вторую — только вавилоняне. При втором — узком — толковании царский дворец мог быть для других народов уже только предметом «созерцания». Так лишний раз подтверждалось уже известное нам деление Ближнего Востока. «Подданные» Навуходоносора в Вавилонии призывались трудиться вместе под водительством своего царя. «Племена» же, то есть все остальные, могли являться только зрителями; Навуходоносор расставлял их по местам в отдалении в позах пассивного восхищения.
Некоторая непризнанная и неосознанная агорафобия была одной из констант вавилонской цивилизации. Вавилоняне никогда не любили больших пространств. Их собственная страна, во-первых, и Ближний Восток, над которым они владычествовали, во-вторых, были для них просто конгломератом отдельных географических элементов, которые всегда воспринимались по отдельности: в первом случае это были города с предместьями, во втором — самые разнообразные территории. Жителям Вавилонии никогда не приходило в голову рассматривать их как одно целое или хотя бы несколько консолидированных частей. При Набопаласаре империя, будучи только что унаследованной вавилонянами от ассирийцев, никак себя не проявляла, и никакая реформа не казалась тогда насущной или необходимой. Но в начале царствования его сына вавилоняне могли бы определить для себя собственное место в империи. Они этого не сделали. Навуходоносор тоже не создал новых административных структур для организации или реорганизации управления своими владениями. Он ни единого момента не помышлял о том, чтобы перекроить границы внутри «Благодатного полумесяца», которые получил в наследство от Ассирийской империи. Таким образом, империя представляла собой сумму территорий совершенно различного размера, политического и экономического значения: Хамат владел большой долиной, Сидон контролировал только свои пригороды, Арвад представлял собой только маленький островок. Нигде не отмечено даже, чтобы Навуходоносор наказывал или награждал какого-либо царя, увеличивая или урезая его царство. Границы Иудеи оставались прежними и в 597, и в 587 годах, и даже после убийства Гедалии. Такой же представляли империю и преемники Навуходоносора вплоть до Набонида. Этот царь хотя и хотел объединить «Благодатный полумесяц», но никогда не думал о его переделке на новых политических или территориальных принципах.
В Вавилоне имперской администрации, кажется, не требовалось много писцов, да и имела ли она специальные ведомства? Если таковые и были, их роль никак не проявляется. Впрочем, Навуходоносор косвенно сообщил нам об этом. Окончив перестройку отцовского дворца, он счел должным особо указать на одно небывалое мероприятие: «Начальников во всех пространных народах я переписал имена». Таким образом, то, что должно было стать рутинной процедурой, получилось исключительной мерой.
По всей империи был установлен единый режим: теперь вавилонское владычество считали протекторатом. Такую доктрину было применить тем легче, что почти во всех государствах в составе империи существовали монархии. Единственным исключением был Тир. Некогда там вместо царя стал править «судья». От нас скрыто, в чем был смысл этой перемены и насколько она важна, но так или иначе, она была связана с местными раздорами; Вавилон в них не встревал, и осуществленная перестановка была ему безразлична.
Правда, вследствие различных обстоятельств местные престолы могли пустовать. Так случилось в Арпаде, Кадете, на островах Персидского залива, а возможно, и в других местах. В VI веке там уже не существовало местных династий; история этих государств нам неизвестна. Иерусалим (на сей раз по хорошо известным причинам) очутился в аналогичном положении в 587 году. Тогда вавилоняне назначали туда губернатора, причем подбирали его очень тщательно, остановившись на кандидатуре Гедалии, принадлежавшего к иудейской элите. Правитель Кадета носил двойное имя, одна часть которого была вавилонская, другая — на местном наречии. Больше о нем мы ничего не знаем; но и эта мелкая черта весьма показательна: его двойственное самоопределение вполне соответствовало его миссии.
В официальных документах цари, чьи владения находились «на том берегу Евфрата», иногда называются «управляющими» или «начальниками округов». Это было не уничижение, а просто форма речи; в других местах подчиненные империи монархи без всяких проблем именуются протокольным титулом. Как бы Навуходоносор их ни называл, он признавал за ними всю полноту власти в пределах их стран: «сидящие на престоле, венчанные царскими венцами, имеющие державы (знаки власти) свои», как он пишет о них, оставались царями, но при этом, безусловно, покорялись царю Вавилона. В династические споры тот не вмешивался. Правда, в 597 году он еще до падения Иерусалима посадил на престол Седекию, но тогда ему нельзя было оставить трон Иудеи вакантным. Тиряне просили его (из этикета, необходимости или предосторожности) прислать к ним одного из их соплеменников, живших в столице, чтобы тот правил ими; ту же просьбу они повторили после смерти Навуходоносора, обращаясь уже к его наследнику. Но делали они это явно по собственной инициативе.
